Ненавистный брак

В голосе князя звучала неприкрытая угроза, и крестьяне испуганно попятились назад. Лишь одна отважная женщина, Катя, всполошенно бежала к нему по полю, по старушечьи мелко семеня ногами. Она упала перед князем на колени и руками обхватила его ноги. Карелин выронил из рук начавший разгораться пшеничный факел, и Катя, как могла быстро, поднялась с колен и принялась топтать зарождающиеся языки пламени, грозящие пожаром. Отчаяние придало ей смелости и сил, и она не обращала внимания на опасность, а Карелин старался помешать огню добраться до катиной юбки.

— Не пали деревню, Александр… не сжигай урожай! Остановись! Не святотатствуй! Или сначала убей меня! — Карелин ошеломленно слушал Катю. Она стояла перед ним и говорила так, будто он не барин был, а мелкая сошка. А старая служанка продолжала говорить. — Ты уж и так наворотил немерено, отнял ребенка у матери. Неужто не осталось в тебе ничего человеческого? Не по-людски ведь это, не по-божески… Ты и не подумал, чай, что когда-то также бездушно вырвали тебя из моих рук.

От изумления мутные, еще хмельные глаза князя широко открылись, а руки безвольно опустились и легли на хрупкие плечи служанки. В полном смятении смотрел он на Катю, а в глазах его застыла неизбывная печаль и безнадежность.

— Что? — спросил Карелин, и в голосе его появилась решимость. — Что ты говоришь?.. Да как ты смеешь!..

— Александр, ты думал, что померла я, увидев меня всю в крови! А мне пришлось молчать, чтобы ты стал князем! Сын служанки не мог носить фамилию своего батюшки. Вот я и приняла все жертвы, всю боль на себя. Страдала и молчала… терпела… а сейчас не могу молчать. То, что ты сделал, и назвать-то никак нельзя! Я не хочу, чтобы мой сын злодеем был… Не хочу, чтобы ты был похож на батюшку своего!

Заливаясь слезами, Катя снова упала князю в ноги. Александр оцепенело смотрел на служанку и вдруг почуял всем нутром, как что-то новое, доселе незнакомое, пробудилось в его душе. Он наклонился к Кате, поднял ее с колен и снова, но теперь уже с нежностью, посмотрел на нее, словно впервые видел такое знакомое, открытое и доброе лицо.

— Не хочу, чтобы ты творил зло! — всхлипывая, твердила Катя. — Не хочу!..

— Десять лет ты со мной, Катя… Десять лет служишь мне… — тупо твердил Карелин, словно не слыша ее слов.

— Эти годы были моей единственной отрадой. Словами не передать, как счастлива я была видеть тебя, говорить с тобой и знать тебя лучше всех! Я считала тебя сильным; для меня ты и сейчас сильный! Откуда вам, мужикам знать, что для нас этот маленький комочек плоти, приходящий в жизнь через нашу боль и кровь? Никому из вас не понять, каково это — напрасно искать сына, которого у тебя отняли, напрасно горючие слезы проливать, проклинать и умолять, тоже напрасно!..

— Перестань! — дрогнувшим голосом попросил Александр.

— Да ты подумай, ведь Лиза мечется сейчас по полям, безутешно рыдая, бросается на каждый след и спрашивает, как спрашивала я когда-то, где мой сын… куда его дели?!

— Она сама виновата! — попытался оправдаться Карелин.

— А хоть бы и так, хоть я и не верю в это! Нет такой вины, что заслужила бы такую расплату! Ты можешь ненавидеть ее, коли хочешь, можешь убрать с глаз долой, разрубить ту петлю, что связывает вас… Убей ты ее, все одно не так виновен был бы… А ты отнял у нее дитя…

— Этот ребенок — плод ее греха!..

— Ты тоже был плодом греха… Да и кто мы такие, чтобы судить других? Неужто твоя совесть так чиста, что ты мнишь себя богом? За что ты так люто ненавидишь ее?

— Она лгала мне… насмехалась надо мной…

— Не верю я в это… Я, чай, видела, как она лила по тебе слезы, как ревновала… рыдала и звала тебя, когда думала, что никто ее не слышит. Она любит тебя… я сердцем вижу. А теперь она возненавидит тебя, и права будет. В чем виноват этот невинный ангелочек? Где он? Верни его матери, Александр!

Прежняя боль была так свежа, что Катя разом лишилась сил. Ее колени подломились, и она едва не упала, но сильные руки князя поддержали ее и подвели к ближайшей избе.

В доме никого не было, впрочем, как и во всех других избах, ибо насмерть перепуганные сельчане разбежались, кто куда. Карелин открыл дверь, вошел в горницу и отвел Катю в уголок, где горела лампадка. Он поднес лампадку к ее лицу, и в слабом, мерцающем свете горящего фитилька грустно посмотрел на нее.

— Катя, побожись перед иконой, что не солгала мне, — жалобно попросил он. — Побожись, что ты и вправду моя матушка!

— Ты — сын мой, Александр, — истинный крест святой, — сын!

— Значит, это кольцо твое? — спросил он, расстегивая воротник рубахи и показывая простенькое, но самое дорогое для него колечко, висевшее на шнурке.

— Воистину так, мое.

Александр провел рукой по катиной голове и нащупал под волосами большой шрам.

— Из этой раны текла кровь той ночью? — спросил он, указывая на страшный рубец, след былого ужаса.

— Отсюда, и много еще откуда. На моем теле много рубцов сыщется…

— Но почему никто из деревенских не признал тебя?