(ненужное зачеркнуть)

А через несколько дней после поездки Вероники в Константин, до сих пор жаркая, душная весна остыла: в начале мая температура упала до пяти градусов; долгие, проливные дожди омыли серые панели блочных домов на Бемове. От взятого Вероникой в кредитной кассе займа осталось две тысячи злотых; вроде как и немного, но – должно хватить; а потом наступит изменение, потом что-нибудь случится. Цветущие ветви сирени опали, бледно-фиолетовые лепестки покрыли выбоистые дорожки. Даже темнеть стало раньше – но фонари, переключенные на весенне-летний режим работы, зажигались только после восьми вечера, так что в течение трех часов на жилмассиве царила холодная, мокрая темнота: смолисто-сырая мгла.

В одно из дождливых воскресений Вероника снова увидела марширующую по бетонным тротуарам процессию детей в смокингах и свадебных платьях; малыши держали перед собой длинные белые свечи, которые гасил дождь. Каждые несколько секунд кто-нибудь из родителей подбегал к строю, чтобы зажечь фитиль трепещущим огоньком зажигалки; свеча горела, самое большее, несколько секунд, пока в нее с размаху не шлепалась тяжелая, разбрызгивающаяся капля. Недолго раздумывая, Вероника накинула плащ и выбежала из квартиры.

Когда она добралась до костела, месса же закончилась. Тяжелые ворота были открыты на площадку, заполненную фотографами и киносъемочными группами; проповедь одетого в зеленую ризу священника басовым урчанием разносилась по алтарной части костела.

- Перепояшь же чресла свои! - проповедовал ксендз Томек - Перепояшь же чресла свои словно муж царственный! – говорит Боженька нашему нынешнему коллеге Иовчику. Вы же Иовчика помните? Как отвечает Боженька Иовчику, когда Иовчик возмущается на то, что он такой несчастненький? – спросил ксендз. – Хмм, ну? Боженька говорит: ты и вправду желаешь нарушить законы мои? Проявишь в отношении Меня зло? Чист ли ты? – Ксендз Томек улыбнулся детям, пялящимся в смартфоны, которые они прятали за спинками церковных лавок. – Так что же? Вы бы хотели обвинить Господа в несправедливости, что встретила вас. Был бы закон на вашей стороне? Был бы закон на вашей стороне, поскольку, - он зачерпнул побольше воздуха, - поскольку у вас имеется право быть счастливыми?

Вероника услышала характерный звучок "Энгри Бердз". Похоже было на то, что мальчишка в порыжевшем стихаре попал какую-то из свиней яйцом белой птицы.

- Наверное, нет, - разрешил дилемму ксендз Томек. – Разве крокодила, прочитал он, выловишь ты удочкой или вытащишь веревкою его язык, протянешь ли канат сквозь ноздри, а челюсть крюком провертишь? Слушайте! – порекомендовал он. – Слушайте про крокодила, про Боженьку-крокодила! Если не желаешь гибели моей, дай мне, дорогой, крокодила! Разве попросит он у тебя милости? Заключит ли с тобой перемирие? Отважишься ли руку на него поднять? Помни, не вернешься из сражения. Кто выйдет напротив него? Кто отважится безнаказанно коснуться его? Ну, кто? Никто вообще под целым небом, - прочитал он. Ну, в общем, на этом можно было бы и кончить! – Раздались аплодисменты; дождь барабанил по крыше костела. – Послушай, прошу тебя! – перекрикивал гудящую толпу ксендз Томек. – Позволь мне говорить! Спросить хочу. Так что, ббудддьдобрррр, - поперхнулся священник.

Аплодисменты были слишком громкими, они делались все сильнее и сильнее.

Церемония завершилась; Вероника робко вышла из нефа. Толпа детей выбежала на красный ковер перед входом; девушка заметила вспышки фотоаппаратов. Ксендз Томек тоже отправился туда; он фотографировался с детьми и с родителями, принимал странные позы, то приседал, то подпрыгивал, показывал язык, "давал пять", обнимал мокнущие кучки детей и взрослых. Дождь усиливался, наконец, дети помчались к ждущим их машинам, а ксендз тяжелым шагом пошел в костел.

Вероника кашлянула; ксендз Томек поначалу ее не узнал.

- Нет, нет, нет… невозможно, - пробормотал он. – Вероника? – Та кивнула. – Нет, на самом деле? – не мог поверить священник. – Вероника Кульпа? – Вероника громко сглотнула слюну; ксендз присел на лавку. – Надо же… И что же привело тебя сюда, Вероника? Ведь, - скорчил он гримасу, - ты же ведь давно уже не белянка, а? Уже не ходишь на закон божий?

- Я нуждаюсь в помощи, - шепнула Вероника

- Помощи? – удивился священник. – Так ведь… мы здесь не помогаем, - рявкнул он.

- Речь о моей матери, - сказала девушка.

Ксендз Томек какое-то время молчал, всматриваясь в носки собственных туфель.