Замычала Василиса, затрясла головой, высыпая осколки лобового стекла, отозвались сзади стонами Теодор и Иван. Он нажал на кнопку отсёгивания ремня и развернулся, чтобы не упасть на Ваську, оглянулся назад: «А… где этот…Мобильный?» И, поняв всё, полез в выбитое, обдирая ладони. Кто-то выбивал ногами боковую дверь, кажется, Ваня-новичок, тянул из машины Теодора и Ваську. Он кинул ему: «Пусть кто-то позвонит ментам и в скорую, слышь, Иван?» и помчался к насыпи дороги, еле видимой во мраке.
Первой он увидел лошадь, огромную, с лопнувшим животом. Лошадь умирала, иногда перебирала передними ногами, царапая асфальт, и тяжело дышала. Из её большого глаза катились слёзы. «Почему я это вижу? Откуда здесь свет?» – Александр, кажется, сказал это вслух, потом понял, откуда свет: машина, что сбила лошадь и выбросила её на встречку, на их полосу, стояла на обочине, вся мятая, но почти целая и светила на лошадь одной уцелевшей фарой. От машины к нему бежал человек. Он обошёл лошадь и шагнул в полумрак, по своему следу шин. Впереди горбатилось что-то маленькое, по сравнению с лошадью, и он побежал к этой кучке, упал на колени, всмотрелся, потом взял маленькую ладонь, наклонился совсем близко к лицу, так что увидел и вывернутую неестественно шею, и даже дорожку слёз на располосованной щеке. Сжал ладонь, она отозвалась, глаз моргнул.
«Сима! Ты слышишь меня, Сима? Я не знаю, что с тобой будет сейчас, но я знаю больше, чем сейчас. И если ты сейчас умрёшь, то не бойся. Ты не будешь один. И ты идёшь к Тому, Кто тебя ждёт. Ты же знаешь это, да?»
Глаз задрожал, сморгнул слезу. Губы дрогнули, шевельнулись.
«Я буду тут до самого конца. Буду держать тебя за руку и говорить с тобой. За тебя буду говорить. Ты же знаешь молитву «Отче наш»? Конечно, знаешь: у тебя ведь папа – священник. И я тоже священник. Я буду с тобой, пока не приедут врачи, или пока… Только ты не бойся. Ты же знаешь, что смерти нет. Что там, куда мы все идём, жизнь. Не такая, как тут, настоящая. Там уже нельзя умереть».
Он говорил прямо ему в ухо, чувствуя, как дрожит Симина рука, ощущая щекой, как шевелятся его губы.
«Ма… ма… ма… ма…»
«Сима, мама учила тебя этой молитве. Давай вместе: «Отче наш…»»
Александр молился и плакал, сжимая Симину ладонь, и та сжимала его руку в ответ, пока не прозвучало последнее «Аминь». Тогда Сима выдохнул, и рука его ослабла. И лицо вдруг стало совсем детским, будто он прилёг у дороги, чтобы поспать перед дорогой домой.
03.01 2020, Абакан – Саяногорск
«КОГДА Я ВЫРАСТУ…»
1.