Ненужные люди. Сборник непутевых рассказов

В село Ошколь я попал почти случайно, если категории случайностей применимы в миссионерской практике. Собственно, изначально с миссией это не было связано никак. Я колесил на своём уазе по степи за Озёрском в поисках неизвестной мне ещё писаницы – наскальных рисунков, оставленных здесь, судя по прочитанной статье, в далёкие таштыкские времена, примерно полторы тысячи лет назад. Рисунки в тот день не нашёл и во второй половине дня вырулил к озеру. Августовское солнце припекало, и я решил искупаться, благо подъезд к берегу был хороший и на травянистом склоне, полого уходившем в воду, уже расположилось несколько групп отдыхающих. Я подъехал, заглушил двигатель и выпрыгнул из кабины, пахнувшей перегретым железом и бензином, на ходу стягивая рубашку. «Привет, русалки! Как водичка?» – спросил я у ближайшей ко мне стайки детей, игравших «в ножички». «Нормально, – закричала одна из девчонок, лет десяти-одиннадцати, стоящая на одной ноге в исчирканном перочинным ножиком кругу, – тёплая водичка. Змеи только попадаются иногда». В группе засмеялись. Я опасливо остановился у воды, вглядываясь в тёмную зеленоватую толщу: «Змеи?» «Да не бойся, дядя! Танька шутит! – девчонка лет четырнадцати, самая старшая в группе, меднокожая и кудрявая, в полинялом купальнике, щерила кривые редкие зубы в улыбке. – Купайся, змей нынче нет». Вода и впрямь была тёплая, и чтобы охладить разгорячённое тело, мне пришлось отплыть подальше и занырнуть в глубину. Здесь, видимо, били холодные ключи, и контраст был разительный. Я выскочил из студёной тьмы, распластался на парном верхнем слое на спине, махнул руками, направляясь к берегу и в десяток гребков выскочил к детям: «Ух, красота!». Упал в траву, втянул носом её болотистый запах, закрыл глаза, раскинул руки… «Дяденька, а вы откуда?» Я приоткрыл один глаз, увидел редкозубую, махнул рукой неопределённо: «С Шахт. Слыхали про такой посёлок?» «Ого! Далеко… А мы местные, с Ошколя. Подбросите нас в деревню?» «Что, так долго идти?» Я сел на траву, подставил солнцу спину. Дети бросили играть, подтянулись, уселись рядом. Четыре девчонки, два пацана, одному лет десять, другому и вовсе около пяти. Тот, что постарше, кудрявый, лобастый, был сильно похож на любопытную девчонку, так же улыбался, щурясь на солнце, был так же кривозуб. Видимо, брат, подумал я. Народ загалдел-заканючил, типа – ну подвезите, что – вам трудно, что ли. Мне было не трудно. Уазик чихнул, затарахтел, и вся полудюжина ребятни полезла на заднее сиденье и в багажник, беззлобно пихаясь и толкаясь. Поворот со щебёночной трассы, от разваленной будки-остановки, центральная улица, с магазином и школой, скрип тормозов, и: «Готово, приехали! Выгружайся!» Народ выгрузился, и все разбежались по домам. Только кудрявая, одёргивая платьице на мокром купальнике, махнула мне рукой: «Спасибо, дядя! Приезжайте ещё!» И тоже убежала. Несколько секунд – и их голоса утихли, будто были поглощены, впитаны улицей и домами.

Я осмотрелся. Деревня плавилась в послеполуденном солнце, было абсолютно безветренно, и пыль, поднятая моим уазиком, неохотно опускалась обратно на дорогу. Только сейчас я заметил, как убоги и кособоки домишки, составлявшие деревню, как щербаты полуповалившиеся ограды, а во многих домах не хватает стёкол – то тут, то там домики щурились заколоченными проёмами, кое-где окна были пробиты фанерой или мешковиной, в одном доме из выбитого окна торчала подушка. По улице бродило несколько облезлых пыльных куриц, вдали хрюкала свинья – вот и все признаки жизни. Вообще, после весёлого галдежа моих случайных пассажиров деревня здорово придавила меня. Она казалась нежилой, полузаброшенной, напоминала больного, что наблюдает за вами сквозь полуприкрытые веки, когда вы, растерянный, сидите у его постели. Я попытался было сбросить этот морок и дёрнул двери в местный сельмаг, но они оказались заперты, и я, пожав плечами, забрался в машину и с облегчением покинул это странное место, еще не подозревая, что вернусь сюда вскоре.

2.

В начале декабря мы получили для церкви в Шахтах целый грузовик гуманитарки, в основном одежда и обувь «секонд-хенд». Раздавали без устали, дня три. Лора, наша «изначальная прихожанка», как она сама себя величала, составляла списки, отправляла своих мальчишек по адресам, люди шли и шли, а вещи всё не кончались. Когда иссякли Лорины списки, я вспомнил про Ошколь: «Может, туда отвезём?» Перед глазами встали почему-то облезлые куры и щербатые окна. Лора пожала плечами: «Почему бы нет? Говорите дату, отче, и поедем!» «А чего откладывать? Вот в следующее воскресенье и поедем!»