Я всё это увидел в её усмешке, а потом она сжала вдруг мои пальцы своей сухой и горячей правой ладошкой, посылая мне сигнал. И опять закрыла глаза, обессиленно. И я понял: всё, сеанс связи окончен. Я завершил молитву, собрал приборы для Причастия в маленький чемоданчик и тихо-тихо вышел из дома, попрощался с Верой на левой половине, сел в машину и отправился в посёлок Шахты. Мне ещё там предстояло служить вечернюю службу вместе с отцом Алексеем, а потом возвращаться обратно домой, в Абалаково.
Я помню, сказал тогда Вере: «Ну, увидимся через две недели, как обычно?», и она кивнула, деревенская женщина Вера, постаревшая, не выглядевшая на свои пятьдесят с небольшим, будто Берта Яковлевна вдруг проглянула из неё – такая, какой я увидел её впервые двенадцать лет назад.
«Через две недели…» Я старался навещать их всегда, когда ехал в Шахты, раз в две недели, по средам, раз уж двести километров до Шахт, то и тут лишняя сотня до Красных Камней не помеха. Как словом, так и делом – две недели прошло, и я тут, на отпевании. Берта отцепила свой трос и ушла в открытый космос, оставив нас на нашей станции со своими историями. С памятью о своей жизни…
2.
Я познакомился с этой семьёй в далёком уже девяносто седьмом, когда ездил по Хакасии, разыскивая лютеранские общины. Жил я тогда в посёлке Шахты; уже год, как строил там общину, но мне казалось, что этого мало, что нужны связи – ниточки, что давали бы нам, новым лютеранам, понять, что мы не одиноки в этом мире, что рядом с нами есть такие же, как и мы, так же думающие, так же верующие… Новосибирск или Енисейск были от нас далеко; хотелось найти тех, кто ближе, чьи корни глубже и чья история способна поддержать нас, только нарождающихся в депрессивных и деградирующих Шахтах, который всего полтора года назад пережил закрытие металлургического завода, дававшего посёлку жизнь. Поэтому я раз в неделю садился за руль, подсчитывал пожертвования, присланные нам из новосибирской «метрополии», и отправлялся в «свободный поиск» по ближайшим районам.
В село Красные Камни я попал почти случайно – ехал из бывшего совхоза Октябрьского по «короткой дороге» на райцентр Сыры и сбился с пути. Так бывает, когда местные, у которых ты спрашиваешь нужное тебе направление, критически оглядев твою машину, уверенно машут рукой и говорят: «Тут короче. На развилке направо, а там – с горочки. Небольшое болотце будет, но его можно объехать, там колея накатанная, все проходят…» И ты так же уверенно едешь, ну, люди же знают… А когда утыкаешься в болотистый берег здоровенного озера Палы-куль, понимаешь, что где-то ты пропустил нужную тебе развилку, и сейчас тебе нужно опять возвращаться и искать в степных травах твою колею, а солнце в зените и припекает крышу твоей «четвёрки», и надо бы выбираться из этих болот, пока ещё не буксуют колёса и пока тебя окончательно не сожрали невесть откуда взявшиеся оводы, летящие в открытые окна. В общем, приключение ещё то.
Я сжёг полбака бензина, пока, наконец, не выбрался к асфальту у моста через речку Белую. Мне нужно было налево –километров через двадцать пять я был бы уже в Сырах, а еще через десять минут уже бы вернулся в Шахты, но я решил искупаться перед возвращением. Съехал к берегу, заглушил двигатель, скинул одежду (благо, ни на берегу, ни на дороге никого не было) и, взвизгивая от ледяной воды, забежал на стремнину, где меня подхватило и понесло течение. Пока я выгребал к берегу, согрелся, потом по рыбацкой тропинке побежал обратно к машине и одежде, и там, натянув трусы и упав в примятую тёплую и пахнущую рыбой траву, раскинул руки, подставив солнцу своё незагорелое ещё тело. Сверху легла тень, я лениво развернулся и увидел пацана лет десяти – лохматый одуванчик нестриженных жёлтых волос, конопушки по всему лицу, закатанные до колен старенькие трико, в руках – удочка.
«Как рыбалка?» – спросил я, сдвигая выцветшую бейсболку на затылок и садясь. «Да так…» – серьезно махнул рукой пацан. – «Не сезон, надо с утра пораньше. А как речка, не холодная?» – «Да так…» – скопировал я интонации мальца, и мы оба рассмеялись. – «Не сезон, не прогрелась. А ты сам откуда, серьезный отрок?» Отрок был из Красных Камней, было ему почти двенадцать, и звали его Колей. «И что там у вас, в Красных Камнях есть интересного, кроме камней?» Выяснилось, что много всего. Во-первых, рисунки на скалах, «сделанные первобытным человеком». Ещё – карьеры, где вода тёплая «и прыгалка есть для ныряния». И каналы есть, «где малька хариуса можно рубашкой ловить, он, хариус, туда размножаться заходит». «Слушай, Коля, а есть у вас в селе какие-то церкви, ну, кроме православной?» – спросил я безнадёжно, натягивая брюки и футболку. «Немецкая есть», – вдруг сказал мальчик. – «Бабушка туда ходит молиться. А мамка к этим ходит… к бактистам!» «К баптистам?» – уточнил я. – «А бабушка не к лютеранам ходит?» «О, точно, лютеранцы!» – заулыбался пацан. – «А в деревне говорят «немцы»!»