Необитаемая земля. Жизнь после глобального потепления

Но вместо этого я нашел там совсем иную картину будущего в условиях глобального потепления – а именно образцовый пример нормализации, с помощью которой мы рефлекторно перестраиваем наши ожидания таким образом, чтобы нынешние и грядущие страдания не шокировали и не пугали нас настолько сильно, как должны. Калифорния уже давно знакома с лесными пожарами (в этом отношении истории штата хватило бы на целый учебник по нормализации), и, хотя почти все, с кем я разговаривал, назвали последние два года исключительными – даже ужасающими, – казалось, они только сильнее привязались к этой неспокойной, суровой земле. Я встретил женщину, прожившую в Малибу достаточно долго, чтобы пережить девять пожаров, но начавшую думать о переезде только сейчас – по личным причинам, как она сказала. Я разговаривал с серфером, который жаловался, что прошлой зимой вода в течение нескольких месяцев имела вкус и запах пепла, но он продолжал покорять волну. Я поговорил с несколькими людьми, отказавшимися следовать обязательной эвакуации. Ни один из них не планировал уезжать и в следующий раз, когда в два часа ночи их разбудит сирена эвакуации от колоссального пожара, разгоревшегося, пока они спали.

Это всего лишь разрозненные истории из жизни местных жителей, но пожарная политика Калифорнии, где городским службам еще ни разу не удалось остановить огонь, раздуваемый ветрами Санта-Ана[158], отражает ту же тревожную тенденцию. Эрик Гарсетти, мэр Лос-Анджелеса, – коренной житель города, и сейчас ему сорок восемь лет; в год его рождения природные пожары выжгли 24 тысяч гектаров земли по всему штату. В 2013 году, когда его впервые избрали мэром, выгорело 243 тысячи гектаров. В 2017 году, когда его переизбрали с более чем 80% голосов, выгорело около 485 тысяч гектаров. А в 2018 году, когда он подумывал о президентской кампании, от которой позже отказался, выгорело свыше 764 тысяч гектаров. Сегодня калифорнийские пожары стали в пять раз масштабнее, чем в 1970-х, а летние пожары – в восемь раз; и, даже по консервативным оценкам, уже к 2050 году площадь ежегодных пожаров на всем западе США вырастет как минимум вдвое, а может, и вчетверо. Всего через тридцать лет – именно на такой срок банки выдают ипотечные кредиты в этих пожароопасных землях. Дальше картина становится туманной, и прогнозы расходятся на середине века – отчасти потому, что разные ученые применяют разные подходы для оценки пожарной опасности в конкретной экосистеме после того, как вся ее земля выгорит. В Большом Лос-Анджелесе это может произойти уже к 2050 году. И в свете грядущего пережитый опыт – каким бы душераздирающим он ни казался – может просто не пригодиться. «Никаких вертолетов, машин, пожарных и усилий по расчистке зарослей не хватит, чтобы это остановить, – сказал мне Гарсетти. – Это прекратится, только когда Земля, вероятно, через много лет после нашего исчезновения вернется к погоде с более предсказуемой динамикой».

А до тех пор, если мы не предпримем решительных мер и не сместим весь технологический уклад современной жизни подальше от углерода, мы можем вопреки всякой логике успокаивать себя мыслями о том, что в мире всегда происходили засухи и потопы, ураганы, жара, голод и войны. Кто-то наверняка будет биться в приступах паники, думая о том, что будущее столь многих людей кажется столь непригодным для жизни, совершенно невообразимым и даже непостижимым сегодня. В промежутках между этими приступами мы будем заниматься своими повседневными делами, притворяясь, что кризиса не существует; будем выживать в мире, все более подвластном безжалостному изменению климата из-за нашей раздробленности и отрицания. Мы будем оплакивать нашу погорелую политику и истлевшие ожидания будущего, лишь изредка связывая их с разогревом планеты. Время от времени мы будем достигать какого-то прогресса и гордиться собой – хотя прогресса никогда не было достаточно и он никогда не происходил вовремя.