Когда он был маленьким, он часто представлял, какой была бы его жизнь с матерью, но в этих фантазиях мама всегда была… ну, типичной мамой. Некой вариацией мамы Элизабет, с ее видео по аэробике и знаменитым рецептом печенья со сливочной начинкой. Естественно, переживать такую потерю было адски больно. Но, может, Эйвери права. Этой мамы никогда и не могло существовать.
– Я прошла через такое дерьмо, когда узнала, что беременна Марко, – продолжает Эйвери. – Были разные варианты, ты понимаешь. И у каждого человека в моей большой беспардонной семье было свое мнение по этому поводу. Они думали, что я в любом случае сломаю себе жизнь.
– Люди чаще всего кретины, и мнения у них кретинские, – говорит Кэмерон. – И попрошу заметить, ты потрясающе справляешься со своей жизнью.
– Ну да, вроде как. – На ее лице мелькает нарочито скромная улыбка, прежде чем оно снова становится серьезным. – Но тогда мне было семнадцать. Я понятия не имела, что делаю. Решила рожать, но были периоды, когда я думала, что было бы лучше – если не для меня, то для Марко – отдать его кому-нибудь другому.
– Ты собиралась отдать его на усыновление?
– Почти решилась на это. – Она подтягивает колени к груди. – Мои родственники продолжали говорить, что так будет лучше для всех. И, как видишь, в моем случае они были не правы. Но я понимала их доводы. Иногда это бывает правильным выбором.
Кэмерон мысленно видит, как уверенно Эйвери взъерошивает Марко волосы. Как не спускает сыну грязные носки на полу. Ему самому еле-еле хватило на отстойный кемпер, который он купил на выклянченные у слишком щедрой тетушки деньги, а она вырастила целого человека, не говоря уже о покупке дома и магазина спорттоваров, и не раздумывает дважды, прежде чем бесплатно отдать двадцатидолларовую баночку органического вазелина такому придурку, как он. Действительно любительница помогать страдальцам.
– У моих друзей, Элизабет и Брэда, будет ребенок, – говорит он, хотя и сам не знает почему, это взялось откуда-то с потолка. – Ну, то есть, у моих лучших друзей. Мы трое давно очень близки.
– Это здорово, – говорит Эйвери.
– Да. Это круто. – Кэмерон медленно кивает. – Они понятия не имеют, что делают, но я думаю, они разберутся.
– Конечно. Миллиарды людей как-то разобрались.
Кэмерон улыбается.
– Они бы тебе понравились. Брэд зануда, но он чувак что надо. Уверен, вы с Элизабет стали бы хорошими подругами. – Он опускает руку в холодную темную воду. – Я бы хотел, чтобы ты с ними познакомилась. Ну, то есть, когда-нибудь. – Он потирает шею, к которой внезапно приливает кровь.
– Конечно, я бы с удовольствием. – Эйвери встает на колени и погружает в воду весло. – Давай возвращаться, а? Под пирсом холодно.
Час спустя, когда они огибают оконечность мола, та же самая недовольная чайка бросает на них еще один суровый взгляд.
– Выше нос, подруга, – говорит Кэмерон, посмеиваясь про себя. Набрался от Итана.
Чайка нахохливается, раскрывает клюв и издает самый громкий и сердитый крик, на который когда-либо была способна птица.
Достаточно соскользнуть ногой на пару дюймов назад, чтобы центр тяжести сместился, и вот с мощным всплеском Кэмерон оказывается в воде. Опять.
Выныривая и хватая воздух, он кричит:
– Твою ж мать, холодно-то как!
Куда делась Эйвери? Барахтаясь в ледяной воде, он крутит головой по сторонам. Он, наверное, выглядит как тюлень какой-нибудь. Или морской лев? Он не может вспомнить, какое из ластоногих обитает на северо-западе Тихого океана. Может, это у него мозг от холода отказывает? Гипотермия?
– Помочь? – Вот она, гребет к нему на своей доске. Вся трясется. От смеха.
– Обойдусь, – бурчит он, пытаясь залезть обратно на скользкую доску. Как только он ставит на доску колено, та выскальзывает, и он снова уходит под воду.
Когда он выныривает, Эйвери выдает череду непонятных команд:
– Перенеси вес, согни колено, напряги корпус, нет, другое колено, вот этот локоть, возьмись этой рукой, нет, правой, нет,
Наконец ему удается взобраться на доску. Он сидит как полный придурок, весь мокрый, тяжело дыша, и тут чайка взлетает с камня и проносится мимо них.
– Засранка пернатая, – бормочет он, потрясая кулаком.
Эйвери наконец-то справилась со смехом. Она вытирает глаза краем рубашки.
– Так близко к берегу! У тебя почти получилось.
– Ну надо же, спасибо, что веришь в меня. – Улыбка приподнимает уголок его рта. – А поскольку я уже мокрый…
Он ныряет в ледяные волны и плывет прямо к ее доске. Ее крики под водой плохо слышны, и он сильно ударяет по доске. Эйвери падает на него, визжа и толкая его под воду, а доска всплывает в нескольких футах от нее.
Он выныривает, ухмыляясь:
– Теперь мы оба мокрые!
– Ну все, тебе конец. – Ее голос как наждачная бумага, но глаза искрятся. Он притягивает ее к себе за талию, ее тело под водой практически невесомое. Она обхватывает ногами его бедра. Это безумно горячо, даже несмотря на то, что он уже успел онеметь от холода до самых подмышек.
– У тебя нет с собой сменной одежды, – говорит он, стуча зубами. – Я заметил, что ты не взяла сумку. – Его губы в одном вдохе от ее губ.