Необычайно умные создания

Позже в тот же день Това решает подняться на чердак, к стопкам постельного белья и фотографий, к которым никто не прикасался с обеда Мэри Энн. Сейчас самое время покончить с этим.

Стропила под потолком светятся в лучах послеполуденного солнца. Това ложится на спину между горами вещей и смотрит на балки, как делала это подростком. Как будто дом – это огромное деревянное чудовище, а она видит изнутри его грудную клетку. У него действительно отличный костяк, и он станет хорошим домом для новых жителей. Для этой семьи из Техаса. Для их троих малышей.

Станет ли чердак игровой комнатой для детей? Това надеется на это. Она представляет трех счастливых братьев и сестер, которые смеются вместе под этими стропилами и разговаривают друг с другом тоненькими голосками с техасским акцентом. Возможно, детей будет больше, возможно, родители захотят еще, и семья будет расти, заполняя дом до отказа, как в несбывшейся мечте Итана. Родители состарятся на вершине этой семейной горы, которую сами воздвигли, и даже если какие-то ее куски время от времени будут откалываться, гора все равно устоит.

Им не придется упаковывать кухонные полотенца в одиночку.

Она делает глубокий вдох и садится. “Хватит”, – говорит она вслух. Достаточно того, что она позволила одной-единственной летней ночи восемьдесят девятого года определить всю ее жизнь. Хватит искать ответы, которых больше не существует. Хватит жить в этом доме, с этими призраками. “Чартер-Виллидж” станет новым началом.

В течение следующих двух часов она упаковывает оставшиеся полотенца, простыни и прочие пожитки. В коробку с книгами, которые она хочет оставить себе, – заполненной только наполовину, чтобы не была слишком тяжелой, – она кладет выпускной альбом средней школы Соуэлл-Бэй, где впервые нашла Дафну Кассмор.

Она помнит улыбающуюся девушку на фотографии, которая теперь спрятана между страницами тяжелой книги. Была ли безнадежной попытка ее отыскать? Возможно. Но разве Това могла не попытаться? Где бы и кем бы она ни была, Дафна Кассмор – последний человек, который видел Эрика живым. Това теперь всегда будет искать в толпе лица, хоть немного похожие на ту фотографию в альбоме.

За панорамным окном безупречно голубое небо возвышается над водой, которая мерцает мягкой рябью, когда скоростной катер, пересекая залив, оставляет за собой клинообразный след. Как странно будет жить в “Чартер-Виллидж”, в нескольких милях от берега. Как странно просыпаться утром и не видеть воды.

– Хотела бы я, чтобы ты мог мне все рассказать, – говорит она заливу. Она всегда будет этого хотеть. Но даже знание того, что произошло той ночью, не может вернуть его обратно. Ничто не может.

Она закрывает клапаны коробки и заклеивает ее скотчем.

Большая смелая ложь

В финале концерта “Мотыльковая колбаса” всегда исполняла одни и те же несколько композиций. Кэмерон наигрывает на своем “Фендере” вступительные аккорды последней песни, и хотя гитара не подключена к сети, звук наполняет всю маленькую гостиную Итана, где Кэмерон растянулся на диване и ждет, пока внизу высохнет его одежда. В конце концов, сегодня среда, а Това всегда твердит, что среда – день стирки. По-видимому, это впечаталось в мозг Кэмерона, потому что первое, что он сделал, не задумываясь, как только проснулся сегодня утром, – это собрал грязную одежду с пола кемпера, взял большой флакон контрафактного “Тайда” и направился в прачечную в подвале Итана.

Эффектным жестом он берет один из самых сложных аккордов. Ух, получается. Этим летом он почти не играл, и грубые металлические струны больно врезаются в нежные подушечки пальцев. Но это приятная боль.

Зевая, он кладет гитару между двумя бугристыми диванными подушками, зачерпывает хлопья из миски на столике и вытирает молоко с подбородка тыльной стороной ладони, а потом встает и неторопливо подходит к окну. Отсюда кемпер выглядит каким-то грязноватым, в солнечных лучах заметно, что лобовое стекло заляпано. Может, стоит вымыть его днем, прежде чем ехать с Эйвери кататься на досках.

Трава на лужайке перед домом Итана местами выцветает в рыжевато-коричневый. Все продолжают говорить, как сейчас жарко и сухо. “Жарко и сухо” в Модесто имеет другое значение, но в последнее время Кэмерон ловит себя на том, что кивает, как будто Модесто медленно выветривается у него из головы. Когда это начало происходить?

– Доброе утро.

Итан проходит через гостиную, оставляя за собой запах мыла. Кэмерон следует за ним на кухню. Борода у Итана влажная, и он явно попытался пригладить жесткие завитки, которые обычно стоят торчком на его лысеющей голове. Вместо потрепанной футболки с логотипом старой рок-группы и привычных фланелевых штанов на нем полосатая рубашка поло. Кэмерон и не подозревал, что у Итана есть настолько… нормальные вещи. Рубашка заправлена в брюки хаки, которые на дюйм ему коротковаты и под выпирающим животом перетянуты ремнем из плетеной кожи.

– Почему ты одет как статист из “Гольф-клуба”?[8] – Уголок рта Кэмерона шутливо приподнимается. – Очередное свидание с Товой?