В зале суда становится шумно. Присяжные пытаются понять, что за дети сидят на местах для слушателей, и переговариваются.
СУДЬЯ. Тишина! Говорить позволено только обвиняемому.
Дети съеживаются, услышав окрик судьи. Ёну встает.
ЁНУ. Господин судья, эти дети – пострадавшие в текущем деле. С разрешения председательствующего судьи потерпевшие вправе высказывать свое мнение в ходе судебного разбирательства. Может быть, стоит рассматривать зачитываемый детьми манифест Детской освободительной армии как показания пострадавших?
Таких требований судья еще не слышал. Пока он медлит с ответом, Пукпук принимается скандировать манифест с первого пункта. Дети уверенно повторяют за ним, лишая судью возможности вмешаться.
ПУКПУК. Первое: прямо сейчас дети должны играть!
ДЕТИ. Первое: прямо сейчас дети должны играть!
ПУКПУК. Второе: прямо сейчас дети должны быть здоровыми!
ДЕТИ. Второе: прямо сейчас дети должны быть здоровыми!
ПУКПУК. Третье: прямо сейчас дети должны быть счастливыми!
ДЕТИ. Третье: прямо сейчас дети должны быть счастливыми!
ПУКПУК. Я, главнокомандующий Детской освободительной армией Пан Пукпук, иду наперекор главному постулату школ, центров допобразования и родителей о том, что все их усилия должны быть направлены на будущее детей, и пою эту песню для детей, которые прямо сейчас должны быть счастливыми.
«Ребята, ребята, пришло время игр!..» – разносится над залом суда. В глазах главнокомандующего Детской освободительной армией стоят слезы, когда он отдает честь детям. В этот миг Ёну снова слышит крик косатки. Она смотрит туда, откуда доносится звук. Косатка с деформированным спинным плавником неторопливо выплывает из зала суда.
Выходной день, послеобеденный час. Теплый солнечный свет освещает гостиную. Чунхо и Мину садятся друг напротив друга за стол и распаковывают доставленную им на дом лапшу чачжанмён и свинину в кисло-сладком соусе. Чунхо погружен в свои мысли, а Мину, напротив, ловко открывает контейнеры.
МИНУ. Посыпать чачжанмён красным перцем?
ЧУНХО. Ага.
МИНУ. Свинину полить соусом?
ЧУНХО. Ага.
МИНУ. Кто это?
ЧУНХО. А?
Чунхо смотрит на Мину, не понимая, о чем тот говорит.
МИНУ. Девушка, которая тебе нравится. Если это не Чхве Суён, то кто?
ЧУНХО. Какая разница? Тебе-то что?
МИНУ. Я смогу тебе помочь, только если буду знать, кто это. У тебя же на лице написано, что что-то у вас не вяжется. Только и делаешь, что вздыхаешь, как пес побитый.
Услышав это, Чунхо снова вздыхает, как побитый пес. Мину задал вопрос, но, судя по тому, как он увлечен своим чачжанмёном, ответ его не слишком интересует. Чунхо осторожно рассказывает о своих тревогах.
ЧУНХО. Я не могу представить, что дальше…
МИНУ. В смысле?
ЧУНХО. Ну, что последует за словами «ты мне нравишься». Мне кажется, все будет не так просто. Кажется, что я должен заранее настроиться и уже не отступать. Я боюсь, что мы зря начнем эти отношения… что нам обоим будет нелегко.
МИНУ. Ты что, до конца жизни с ней быть собрался? Просто повстречайтесь, а если что-то не заладится – расстанетесь.
ЧУНХО. Она… не тот человек, с которым можно начать отношения, думая, что это ненадолго.
МИНУ
ЧУНХО
МИНУ. Тогда вперед! Ты сам себе ответил.
ЧУНХО. Вперед?
МИНУ. Вперед!
Взгляд Чунхо наполняется решимостью. Он вскакивает с места и выбегает из дома. Оставшийся в одиночестве Мину удивленно ворчит.
МИНУ. Правда пошел. Это же была метафора о том, что отношения нужно развивать…