Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1

Эта зубрёжка и Юзику, и Боре до такой степени надоела и опротивела, что они просто возненавидели всех этих высочеств, князей и им подобных. До самых Рождественских каникул первоклашки, кроме этой зубрёжки, из русской истории так ничего и не узнали. И самое обидное, как вскоре оказалось, что всё это делалось совершенно зря…

Глава шестнадцатая

Минул январь 1917 года. В начале февраля пришло письмо от Якова Матвеевича Алёшкина, вот оно:

«29/1 1917 г.

Дорогая бабуся. Спасибо за Ваше и Борино присланные Вами письма, но я ещё ждал и от Жени, а его нет, уж не больна ли она?

Большое Вам спасибо за заботы обо мне и моём семействе, а также и о стариках. Сам питаюсь сравнительно хорошо. Аня также пишет, что всё необходимое имеет. Она получает по моему аттестату ежемесячно около ста рублей да плюс свои рублей 60, так что ей хватает, старикам я посылаю каждый месяц 15 рублей, да столько же, кажется, посылает Аня, так что им также, мне кажется, хватает. Те деньги, которые я посылал и буду посылать Боре, будут исключительно от моего питания, и, таким образом, никому вреда не принесут, одним словом, бабуся, если Вам это большой неприятности не доставляет, то разрешите мне время от времени высылать Боре такие суммы. Куда он их будет употреблять, понятно – это будет зависеть от Вашего усмотрения.

Я пока жив и надеюсь ещё прожить, по крайней мере, до Пасхи благополучно, а там будет видно! Вот у Вас там, кажется, начинает чувствоваться недостаток всё больше и больше, хоть, может быть, это только временно. Мне как-то не верится, чтобы наша Россия так быстро оскудела в смысле питания. Просто торговцы хотят грабить, и понятно, теперь с ними ничего сделать нельзя, но у нас также говорят… Посмотрим, что будет дальше! И, пожалуй, дальше будет плохо, если они не уймут своих аппетитов.

Ну пока, крепко Вас обнимаю. Привет семейству Армашей. Борю и Женю крепко целую! Ваш Я. Алёшкин».

Из многих фраз этого письма чувствуется, что на фронте кое-что уже знали или, во всяком случае, предполагали, готовились к чему-то большому и важному. В Темникове же пока жизнь шла тихо и спокойно, если не считать всё растущей дороговизны и исчезновения с прилавков лавок и магазинов всё большего и большего ассортимента товаров, причём главным образом продуктов первой необходимости.

Для ребят – Бори и его друзей время летело быстро. Занятия в гимназии, приготовление уроков, игры на дворе, катание на лыжах, игра в солдатики, уроки музыки и по вечерам чтение всё новых и новых книг, открывавших казавшиеся бесконечными дали в жизни и знаниях – всё это отнимало так много времени, сил и энергии, что Боря, едва протерев глаза и наскоро умывшись, так, кажется, и не успев опомниться, уже вынужден был ложиться спать. Наверное, и сейчас дети его возраста живут так.

Поэтому и для него, да, пожалуй, и для многих ребят, если не для всех, явилось совершенной неожиданностью, когда в первых числах марта в класс вошли дворник и швейцар, приставили к стене лестницу и, не говоря ни слова, сняли портрет самодержца всероссийского, висевший над доской, и, как-то небрежно перевернув его кверху ногами, потащили из класса.

В это время как раз шёл урок Закона Божьего, и дети заметили, как законоучитель отец Алексей достал платок из рясы и, отвернувшись к окну, стал вытирать им глаза, затем громко высморкался и, не дослушав ответа ученика, рассказывавшего притчу, вдруг вышел из класса, вслед за ним выскочил и классный надзиратель.

До конца урока оставалось ещё минут тридцать. Такого в классе никогда не бывало: учитель и надзиратель без всякой видимой причины ушли из класса, ничего не сказав ученикам! Это было просто невероятно. Гимназисты настолько растерялись, что даже не встали при выходе учителей, что были обязаны сделать. Некоторое время они молчали, затем поднялся невообразимый шум: кричали и спорили все сразу, спрашивали друг друга, в чём-то обвиняли один другого, кое-где начались уже и потасовки, как вдруг вошёл инспектор Крашенинников. Он, как всегда, быстро прошёл по классу, вскочил на возвышение у кафедры и, опершись на неё рукой, повернулся лицом к классу.

Ребята затихли и, встав при появлении инспектора, молча стояли и смотрели на него во все глаза. На лице Алексея Петровича блуждала радостная и в то же время какая-то растерянная улыбка. Затем раздался его звонкий тенорок:

– Поздравляю вас, господа! В России произошла революция! Сегодня занятий больше не будет, вы свободны. Завтра приходите, как всегда.

В этот момент прозвенел звонок, извещавший об окончании урока. Все засуетились, стали быстро собирать свои книги, тетради и выбегать из класса.

В коридорах толпились ученики второго класса, все торопились в раздевалку. А там, около окна, большой беспорядочной грудой валялись портреты царя, царицы и всех князей – великих и невеликих, имена которых совсем недавно с таким трудом заучивались. Всё это было непонятно и даже чуточку страшно.