Гимназисты старших классов знали о таком летоисчислении, знали, что этот так называемый григорианский календарь уже давно введён во всех европейских странах, и что только отсталая Россия по настоянию духовенства до сих пор продолжала жить по юлианскому календарю, отстававшему от действительного положения времени на тринадцать суток.
Такие юнцы, как Боря Алёшкин, Юзик Ромашкович, Володя Армаш, конечно, всех этих тонкостей не знали (в Темникове новый стиль стал применяться не с начала февраля, а с конца), но новому декрету обрадовались потому, что он приближал время весенних каникул на целых две недели.
Почти одновременно вышел и третий декрет, встреченный большинством гимназистов с радостью – это Декрет об отделении церкви от государства. Сам декрет был не очень понятен, но следствием его явилось прекращение ежедневных богослужений в гимназии, чтение молитвы перед началом урока, отмена изучения Закона Божьего.
На последнем уроке Закона Божьего законоучитель объявил, что теперь этот предмет можно изучать добровольно, что он будет преподаваться бесплатно в церквях по месту жительства учащихся, и что желающие могут у него записаться.
И странное дело – и Боре Алёшкину, и другим гимназистам теперь, когда Закон Божий из программы исключили, вдруг внезапно захотелось его изучать, и они не только почти все записались для добровольного посещения занятий, но первое время довольно исправно ходили на них. Бабуся была даже удивлена столь неожиданно появившейся религиозностью у внука, но решила ему не мешать.
После довольно длительного перерыва у Марии Александровны возобновилась переписка с сыном: вот её письмо, из которого видно, как сумбурно протекала жизнь в Темникове.
«3 марта 1918 г.
Мой милый бедный мальчик! Обнимаю тебя от всего сердца и благодарю за письмецо. Для меня ведь, в сущности, только и надо – иногда получить от тебя несколько ласковых слов. Что касается детей Нины, то я всё время не теряю их из виду. Началось с того, что Анна Петровна прислала письмо Боре, и он ей ответил, потом я постоянно отсылаю ей всё бельё и костюмы, из которых мои Боря и Женя вырастают, к этому прибавляю какие-нибудь подарки детям или немного денег им на гостинцы, поэтому и с Анной Петровной мы в переписке, она благодарит меня и сообщает о жизни детей.
На Рождество я им послала кое-что, и А. П. мне писала и между прочим сообщала, что от тебя давно ничего не было, а было письмо от твоей жены. В этом письме содержались такие угрозы, которые меня возмутили и заставили опасаться, что дети останутся без всякой поддержки. После того Анна Петровна писала мне, что ты был сам у неё и привёз денег.
Я вовсе не желаю, чтобы ты вечно содержал детей Нины, и вполне согласна с тем, что это прямая обязанность их отца. Но всё дело в том, что отец – солдат, и если теперь вернулся, то, возможно, что не так скоро ещё получит приличное место. Ты пишешь, что он уже устроился на прежнее место и получает 200 р., это очень приятно слышать, но из письма А. П. я поняла, что он ещё не устроен, так как Солигаличское земство без денег, и это похоже на правду. Наше уездное земство также осталось без средств и вынуждено прекратить работу. За весь 1917 год на нашу гимназию губернское не выслало ни копейки, и гимназия уже висела на волоске, не поддержи её родители: настояли на значительном повышении платы за учение и собрали по подписке более 4000 рублей. Теперь мы дотянем до осени, тогда посмотрим.
Вот я и думаю, что необходимо поддержать детей Нины, пока их отец не устроится на месте. Конечно, я сама стала бы им помогать более существенно, но моя семья поглощает дотла всё моё содержание, хотя я с весны 1917 г. обхожусь с одной прислугой и, вообще, живём очень скромно.
<…> Боря очень способный мальчик, но большой неряха и разгильдяй, поэтому учится не настолько хорошо, как бы мог. <…> Женю очень портит Лёля, и вообще, с Лёлей тяжело жить при её нервности, но уж с этим ничего не поделаешь. <…> У нас в городе до сих пор было спокойно, хотя в течение всей зимы идут толки об ожидаемых погромах. На днях сюда явились из Теньгушева большевики с оружием и пулемётами, по улицам вчера и сегодня были процессии вооружённых крестьян, звонят во все колокола, на улицах была какая-то беспорядочная стрельба. Слухов самых разнообразных и нелепых масса. Но что из этого будет, пока неизвестно. Учение мы решили продолжать до роспуска на Пасху, если будет малейшая возможность. До сих пор обе гимназии работали вполне нормально и производительно; на Рождество был спектакль, в четверг на Масленой – концерт учащихся. <…> Обнимаю тебя очень крепко. Мама.
Р.S. К Пасхе пришли мне карточку своего мальчика, говорят, он прелестен».