Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 1

На этом письме, которое, очевидно, попало в руки Анны Николаевны Пигуты и, конечно, вызвало с её стороны очередную бурю негодования, имеется интересная пометка, сделанная, по-видимому, ею на полях письма: «…её семья поглощает всё, а семья сына роскошествует так, что он может из своего «огромного» заработка содержать всех ребят. Или же она считает так, что семья сына может и без копейки обойтись?»

Из письма Марии Александровны видно, что она не прекращала думать и заботиться о младших детях Нины, и только трудное материальное положение, в котором она очутилась сама, не позволяло ей оказывать им помощь в той мере, как это было необходимо.

Заметна в этом письме и робкая жалоба матери на дочь, то есть Елену Болеславовну, которая сделала жизнь в доме Пигуты почти невыносимой, и прежде всего для хозяйки дома – для своей матери. Трудно понять и представить себе ту чёрствость, ту озлобленность, которая постоянно сквозила во всех действиях этой молодой женщины. Она не смогла найти друзей ни в одном человеке, окружавшем её мать, всем завидовала, всех презирала и ненавидела, и вся её злоба выливалась на бедную мать, которая молчаливо и терпеливо сносила всё и лишь иногда, забравшись в своё любимое кресло, стоявшее в гостиной, тихо плакала. Боря, видевший эти слёзы, всё сильнее и сильнее ненавидел тётку, так как понимал, что причина слёз бабуси – какие-нибудь новые нападки на неё со стороны противной тёти Лёли. И кажется, имей он хоть какую-нибудь силу, то немедленно выгнал бы эту тётку от бабуси и вообще из Темникова. Но он такой силы не имел и вымещал свою досаду на Жене, что обычно вызывало новый скандал, и, таким образом, вместо помощи своей горячо любимой бабусе он доставлял ей лишь новые неприятности. Но ведь ему было всего десять лет…

Между тем занятия в гимназиях продолжались до пасхальных каникул, после которых гимназии, епархиальное училище, Саровское училище, а также и городское были закрыты. Было объявлено, что до сентября 1918 года занятий в этих учебных заведениях не будет, а с осени все будут учиться бесплатно в новых советских трудовых школах. Что это будут за школы и как в них учиться, пока ещё никто из педагогов Темникова толком не знал.

В середине мая красногвардейский отряд куда-то ушёл. Его провожали остававшиеся в городе солдаты, которые теперь назывались красноармейцами, милиционеры, набранные в милицию из местных рабочих и, конечно, туча городских ребятишек, среди которых были и Боря с Юзиком. Провожал отряд и остававшийся в городе духовой оркестр, правда, из него многие музыканты тоже уехали, и он стал совсем маленьким – всего девять человек, как насчитал Боря, но всё-таки трубы дудели, барабан гулко ухал, и было приятно шлёпать босыми ногами по дорожной пыли в такт его ударам.

В лесах около города появились бандиты и какие-то «зелёные». Милиционеры и остававшиеся в городе красноармейцы иногда выезжали их ловить, но пока ещё никого не поймали, по крайней мере, мальчишки не видели, чтобы они хоть когда-нибудь кого-либо с собой привезли.

Незадолго перед отъездом красноармейского отряда в городе проводилась Первомайская демонстрация. В прошлом году такая демонстрация уже проводилась, но тогда было всё как-то чинно и напоминало процессии, устраиваемые ранее в так называемые царские дни.

Этот же первомайский праздник был каким-то особенным. Народу собралось очень много, огромная толпа заполнила всю Новую площадь, послушали ораторов, затем тут же построились в общую колонну и отправились под музыку оркестра и пение революционных песен к зданию уездного исполкома. Впереди несли красные флаги и красные куски материи, на которых были написаны революционные слова:

«Да здравствует 1 Мая!», «Да здравствует Советская власть!» и другие. Ребята узнали, что эти фразы назывались «лозунги». За флагами два человека несли большой портрет Ленина, затем шёл оркестр, за ним – отряд красноармейцев, милиционеры и дальше все вперемешку. Между взрослыми шли кучками и школьники – без всякого порядка, без пар, без различия по училищам и, самое главное, без всякого учительского надзора. Это было необычно и, наверно, поэтому особенно весело и интересно.

Портрет Владимира Ильича Ленина, двигавшийся в голове колонны, привлекал внимание не только идущих тут, но и всех встречных – это был первый портрет Ленина в Темникове, первый его портрет, который видел Боря Алёшкин и его приятели. А появился он в Темникове так.

За несколько дней до Первого мая к Маргарите Макаровне Армаш явился секретарь уездного совета. Он сказал:

– Надо, чтобы на празднике Первого мая в нашем городе все увидели лицо вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, и уездный исполком совета просит Вас, товарищ Армаш, единственную в городе художницу, выполнить наш заказ на изготовление такого портрета по возможности побыстрее.

Маргарита Макаровна сначала испугалась: во-первых, никто ещё не называл её «товарищ Армаш», а во-вторых, Ленина она никогда не видела и поэтому сказала, что, вероятно, не сумеет его нарисовать.