А в эту Пасху впервые после революции Анна Николаевна сумела наготовить много вкусных вещей. За время болезни ей, как служащей военного учреждения – госпиталя, выдали всё жалование, дали дополнительный лечебный паёк, и с помощью всего этого ей удалось сделать к празднику не только куличи, но и творожную пасху, и даже свиной окорок, – одним словом, всё то, что Борис помнил по дореволюционному, вернее, даже по довоенному времени. Соблазн был велик: очень хотелось мальчишке, крутившемуся на кухне и бывшему одним из самых главных помощников тётки по кулинарным делам, попробовать того или иного кушанья. Но он остался твёрд в своём решении и, несмотря на поддразнивания со стороны тётки и даже иногда на прямую провокацию, выражавшуюся в предложении попробовать качество какого-нибудь блюда, слова своего не нарушил.
Ему и раньше случалось голодать. Собственно, в течение последних четырёх лет чувство голода его не покидало почти никогда: сытым он себя чувствовал только по большим праздникам и то – сразу после еды, но ощущения, испытанные им в период добровольного поста, не шли ни в какое сравнение с обычным чувством голода. Порой ему казалось, что его желудок просто слипся, такие сильные боли он испытывал, а глядя на окружающие его яства, он испытывал настолько мучительное желание съесть всё, что впоследствии даже сам не мог себе хорошенько представить, каким образом он всё-таки сумел дотерпеть до положенного срока.
И происходило такое испытание воли не из-за спора и не из опасения какой-то Божьей кары. К этому времени он, уже достаточно насмотревшись на закулисную церковную жизнь, прекрасно представлял, что если Божья милость и бывает, то далеко не так часто, как её расписывают священники, совершавшие много всяких проступков и нарушений религиозных правил на глазах певчих, не стесняясь их присутствия. Нет, выдержку свою он объяснял себе не только желанием доказать всем – и Кольке, и посвящённым в этот спор товарищам, но в особенности Анне Николаевне, что он в состоянии сдержать данное слово.
Зато после того, как Борис вернулся домой, отстояв, а вернее отпев заутреню, раннюю и позднюю обедни, тётка дала ему все кушанья, приготовленные для гостей, ожидавшихся вечером. Мальчишка наелся до отвала.
Как он не заболел после такой голодовки, а затем обильной еды – одному Богу известно, а точнее, его здоровому и сильному организму. Наевшись, он немедленно заснул и проспал весь первый день Пасхи. А вечером, когда собрались гости, мальчик помогал Анне Николаевне, подавал к столу кушанья, убирал грязную посуду и развлекал Костю и пришедших к нему детей. Насте досталось мытьё посуды.
Между прочим, как раз в этот день была отдана дань Бориному искусству кулинарной декорации.
Ещё в субботу Анна Николаевна поручила ему сложить на двух маленьких тарелочках купленное на базаре сливочное масло. Она попросила сделать это аккуратнее, ровными пирамидками. Разделив масло пополам, он начал укладывать первую горку масла, разглаживая её ножом, и вдруг заметил, что получившаяся горка чем-то напоминает голову в шлеме, такую же, как он недавно видел на картинке в сказке о Руслане и Людмиле, которую читал Косте. Он попытался увеличить это сходство, использовав ножик, как специальный скульптурный инструмент, и через каких-нибудь пятнадцать минут на тарелке красовалась голова великана в богатырском шлеме, с усами, длинной бородой и волосами – прядями, выступающими из-под шлема. Большой, немного горбатый нос, глубокие глазные впадины и кустистые брови над ними довершали скульптуру.
Мальчик так увлёкся своей забавой, что не заметил, как к нему подошла тётка. Увидев его манипуляции с маслом, она уже готова была рассердиться, да и сам Боря, заметив, наконец, тётку, уже приготовился смять свою скульптуру, но Анна Николаевна вдруг удержала его за руку:
– Стой, стой, Борька! А ведь это красиво, а главное, оригинально. Я ещё ни у кого не видела, чтобы из масла сделали подобную вещь. Делают барашков, слоников, пирамидки, а такую голову вижу впервые. Дай-ка я её хорошенько рассмотрю.
Она взяла тарелку в руки и, подойдя к окну, внимательно посмотрела на Борино произведение.
– Знаешь что, давай-ка удивим гостей! Сможешь ещё такую сделать? Ну вот и хорошо, – сказала она на утвердительный кивок Бориса, – делай быстрее!
Вскоре была готова и вторая голова.
Вечером эти масляные головы на приятельниц Анны Николаевны действительно произвели большое впечатление. Она заявила, что это масло прислано ей из Москвы сестрой и что сделано оно таким образом поварами одного из московских ресторанов. И уж только к концу вечера, когда Борис выносил из столовой очередную партию грязной посуды, она остановила его и сказала.
– Вот, полюбуйтесь, это и есть тот знаменитый повар, который сделал скульптуры из самого обыкновенного масла.
Все гости захлопали в ладоши, а смущённый мальчишка, не зная куда ему деваться, схватил первые попавшиеся под руки тарелки и умчался на кухню. Там он рассказал о происшедшем Насте. Между прочим, она раньше хоть и хвалила Борино искусство, но вполне резонно замечала: