Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

–Масло от этого вкуснее не станет!

Видя Борино счастливое и возбуждённое лицо, она похвалила его и сказала:

– А ты знаешь, Борис, тебе такая удача выпала потому, что ты хорошо отговел в этом году.

И в ответ на отрицательное качание Бориной головы продолжала:

– И не крути головой, ничего ты не понимаешь! Бог – он всё видит, вот и наградил тебя за праведность, пойми это!

Боря не возражал ей, и, пожалуй, не только потому, что считал её слова результатом чересчур простодушной веры во всемогущество Бога, но и потому, что где-то в глубине души и у него шевелилась мысль, а может быть, это и в самом деле награда за праведность?

Зима и начало весны в семье Пигута проходили сравнительно тихо: то болел он, то болела она, и как-то получалось так, что за всё это время крупных скандалов, свидетелем которых Боре пришлось быть чуть ли не с первых дней пребывания в Кинешме, не случалось с Нового года до самой Пасхи.

Но на пятый день Пасхи разразился очередной, очевидно, один из самых крупных скандалов, которые когда-либо были в этой семье.

Анна Николаевна узнала, что за время её болезни Дмитрий Болеславович помог сестре Елене переехать из Темникова в Иваново-Вознесенск, то есть поселить её почти рядом с собой (от Кинешмы до губернского города Иваново поездом было всего два часа езды). Следовательно, «он теперь будет ей без конца совать деньги и всё, что только сможет, заставив голодать всех нас, и в первую очередь Костю», – так сказала Анна Николаевна. Хотя теперь уже о голоде в семье Пигута, пожалуй, можно было бы не вспоминать, так как материальное положение её заметно улучшилось, но по-своему тётка была права, так считал и Боря. Он тётю Лёлю не любил и ещё по совместной жизни у бабуси прекрасно помнил, как она способна забирать себе всё, что захочет, не считаясь с нуждами других. В душе он не одобрял поведение дяди, но, конечно, никому ничего не говорил.

Несколько позже он узнал, что Елена Болеславовна в Темникове перессорилась со всеми знакомыми, с квартирной хозяйкой и на службе, так что оставаться ей в городе стало просто невозможно. Как всегда в затруднительных случаях, она обратилась за помощью к брату, а тот не нашёл ничего лучшего, как только выслать ей нужные деньги на переезд из Темникова в Иваново, где жили родственники по линии матери.

Специальность машинистки в то время являлась редкой, тем более в таких городах, как Иваново. Он только два года тому назад стал губернским, в нём плодились и размножались соответствующие губернские учреждения, в которых одним из главных лиц была машинистка. Вопрос с работой для Елены Болеславовны и даже с квартирой решили сравнительно просто и быстро. Приехав в Иваново, она сейчас же написала брату благодарственное письмо, которое и попало в руки Анны Николаевны в последние дни Пасхальной недели. При первых же раскатах начинающейся бури Борис подхватил Костю и убежал с ним на улицу, где в сообществе знакомых ребят они и провели почти весь день.

Впоследствии из рассказа Насти Борис узнал и о причине скандала, и о том, как он протекал. Все время ссоры Настя, притаившись как мышь, сидела в уголке на кухне, боясь пошевельнуться, чтобы не навлечь гнев хозяев и на себя.

– Ругались они так, как никогда ещё до сих пор не ругались, – рассказывала она Боре, – кого только не вспоминали, как только не обзывались, чем только не швыряли друг в друга, наверно, у телефона и трубку-то оборвали… Но вот уже полчаса молчат, разошлись по разным углам. Она сидит в спальне, а он в кабинете…

Всё это Настя рассказывала Боре полушёпотом, в то время, когда они втроём тихонько обедали на кухне. Костя, вернувшись после вынужденной длительной прогулки, запросил есть. Они решили пообедать. Ни дядя, ни тётка весь день из своих углов так и не выходили.

Дня через три скандал и ссора как будто забылись, но они, конечно, оставили новую, ещё более глубокую трещину во взаимоотношениях между супругами Пигута.

Глава десятая

Закончился учебный год. Борю перевели в третий класс 2-ой ступени. Ему шёл пятнадцатый год, и на верхней губе у него стал появляться чуть заметный пушок, который он иногда пощипывал, с нетерпением ожидая, когда у него вырастут усы, как у дяди.

Вскоре после Пасхи Анна Николаевна осуществила свою мечту – купила маленького поросёнка и, заставив дядю отгородить ему в козьем сарае небольшой уголок, поместила его там. Первое время она этого хилого поросёнка кормила сама: спаивала ему козье молоко, варила для него похлёбку и, добыв в госпитале подпорченной манной крупы, даже манную кашу. Почти с каждого дежурства приносила ему остатки пищи от больных и раненых, а раз в неделю купала его в тазу на кухне.

Настя, глядя на это безобразие, как она его называла, плевалась и говорила Боре:

– В деревне ребятишкам хлеба не хватает, а она этого дохлого поросёнка манной кашей кормит, да ещё в тазу купает! Нет, не могу я смотреть на это безобразие! Не могу я больше у них жить, уйду!