Обед, сопровождаемый Бориным сбивчивым рассказом и шутками, отпускаемыми в его адрес дядей и тёткой, прошёл весело. Может быть, этому настроению способствовало и то, что оба взрослых радовались за племянника, который всё-таки оказался не круглым сиротой. Может быть, эта радость увеличивалась ещё и тем, что с них снималась такая обуза, как ответственность за воспитание трудного ребёнка, а Боря оставался трудновоспитуемым мальчишкой. Его поведение, конечно, не могло идти ни в какое сравнение с тем, каким оно было в Темникове, но тем не менее он и сейчас в школе отличался многочисленными проказами.
После того, как Анна Николаевна и Борис убрали со стола и перемыли посуду, она прилегла отдохнуть, а он с дядей Митей взяли школьный атлас и стали искать местонахождение этого неизвестного села Шкотово. Их старания не привели ни к чему. Такого названия на карте России не нашлось, не было его и на недавно появившихся картах РСФСР.
На последних, впрочем, границы республики кончались где-то у Читы, а дальше на восток была какая-то новая страна – ДВР.
До этого никто из семьи Пигута, да и в школе на эту ДВР внимания не обращали. Теперь и Борю, и дядю Митю она заинтересовала.
Через несколько дней, побеседовав с Франтасием Ивановичем, Борис знал, что таинственные буквы ДВР обозначают «Дальневосточная Республика». До октября прошлого года эта республика была самостоятельной, а после прихода туда войск Красной армии стала частью РСФСР.
Но и Орлов ничего не мог сказать о Шкотово. Не было этого названия и на большой карте, висевшей в классе. На всех картах в районе Дальнего Востока, после Верхнеудинска и Читы было только три названия: Хабаровск, Никольск-Уссурийский и Владивосток.
Узнав, что телеграмма пришла из Приморской губернии, Франтасий Иванович высказал предположение о том, что Шкотово может находиться где-то недалеко от Владивостока и по-видимому представляет собой небольшое село или посёлок.
Эти рассуждения не могли остаться незамеченными, и вскоре весь класс знал, что нашёлся отец Алёшкина и что он служит на Дальнем Востоке. Правда, пока Боря не мог удовлетворить законное любопытство своих приятелей о том, что же делает его отец на этом самом Дальнем Востоке. Но, в конце концов, не это было важно. Важно было, что отец его нашёлся, и что многие считали ещё более важным и чему втайне завидовали – ему в скором времени предстоит совершить путешествие из какой-то захолустной Кинешмы в такие далёкие края.
Очевидно, путешествовать он будет самостоятельно. Судя по телеграмме, отец приехать за ним не может; и дядя тоже не может сопровождать его.
Это событие, в центре которого находился Борис, так заинтересовало весь третий класс (4-й экспериментальной школы 2-й ступени), что служило до самого его отъезда предметом постоянных обсуждений.
Вскоре, разыскав в школьной библиотеке географию Российской империи, написанную Соловьёвым ещё в конце XIX столетия, в описании Дальнего Востока Борис нашёл-таки две строчки про загадочное Шкотово. Там было сказано: «Шкотово – село на берегу Уссурийского залива, около бухты Шкотта; население – русские, корейцы, китайцы; занятия – сельское хозяйство, охота, рыболовство, лесозаготовки».
Борю это описание разочаровало. Ведь даже Кинешма – уездный город, а это – какое-то село, вероятно, что-нибудь вроде Николо-Берёзовца, о котором у мальчика сохранились смутные, но, однако, не очень приятные воспоминания.
Его друзья, и в особенности Димка Стаканов, к этому описанию отнеслись совсем по-иному:
– Подумай только, на самом берегу моря! Да какого моря – Тихого океана! А охота, там, наверно, на медведей, волков, может быть, и на тигров охотятся! Ах, как я тебе завидую!
Между тем от Бориного отца пришла вторая телеграмма: «Телеграмму получили, очень рады, что нашли Борю, ждём его с нетерпением, деньги, документы на проезд письмом выслали, целуем. Алёшкины».
Началось томительное ожидание. Каждый день Боря бросался к почтовому ящику, куда почтальон обычно опускал выписываемую дяде газету и редкие письма. Это напряжение отразилось на его характере. Он стал сдержаннее, меньше проказничал в школе и часто, как дома, во время какой-нибудь работы, так и на уроках, задумывался и как бы отключался от всего окружающего. Его преследовала одна и та же мысль: «Как меня встретит отец? Почему в последней телеграмме написано «Алёшкины»? Значит, отец не один, кто же там у него есть ещё? Новая жена – кто она, мама Аня или ещё кто? Наверно, есть дети? Сколько их? Как они отнесутся ко мне?».
Надо помнить, что всего того, что мы хорошо знаем о Якове Матвеевиче Алёшкине, его новой семье и его детях, Борис в то время не знал. Ведь писем, получаемых от его отца бабусей, он, конечно, не читал. Было над чем задуматься.