Иногда ему казалось, что он зря решил ехать к отцу, но, видя, с каким рвением тётка собирает его в дальнюю дорогу, он понял, что и здесь ему оставаться уже нельзя. От этого неопределённого положения мальчик стал хуже учиться. Учителя знали причину его рассеянности и относились к нему снисходительно, тем более что благодаря своей памяти и умению быстро ориентироваться при неожиданных вопросах он давал довольно сносные ответы.
Но у Алёшкина среди учителей был враг – бывший заведующий школой, преподаватель истории. В их классе изучалась история средних веков. Учитель уже неоднократно пытался поймать Алёшкина на каверзных вопросах, но тот, ожидая нападения, всегда был к этому готов и с честью выходил из положения. Прокопию Афанасьевичу, так звали этого педагога, скрепя сердце приходилось ставить «весьма». Вражда их загорелась после того, как мальчишка организовал как-то шутку, которая обидела старого учителя, и тот затаил зло.
Воспользовавшись рассеянным видом ученика, он вызвал его к доске. Боря в этот момент находился так далеко от класса, что даже не сразу понял, что его вызывают, и лишь после второго оклика поднялся и нерешительно подошёл к кафедре. Немудрено, что его рассказ о Семилетней войне был ниже самой снисходительной критики. Это позволило педагогу с чувством глубокого удовольствия поставить в журнале против фамилии Алёшкина жирное «неуд».
Происшествие это, между прочим, вызвало осуждение строгости учителя со стороны большинства его коллег. Особенно негодовал молодой математик, у которого мальчик был всегда на хорошем счету. Но на Бориса этот «неуд» подействовал как хороший удар кнута на задумавшуюся лошадь. Он как бы очнулся, и хотя известий от отца продолжал ждать с прежним нетерпением, свои обязанности стал выполнять с прежним старанием. Вскоре тот же самый учитель вынужден был поставить ему «весьма».
Между тем время шло и шло, дни казались нескончаемо длинными, идущими так же медленно, как часовая стрелка на часах, если на неё неотрывно смотреть.
В один прекрасный день письмо пришло. Адресованное дяде Мите, запечатанное в большой конверт, оно было оклеено какими-то неизвестными Боре марками.
Дядя Митя прочитал письмо, ознакомил с его содержанием Анну Николаевну, Боре же сказал, что отец выслал необходимые документы на проезд. Мальчика удивило и немного обидело то, что в письме не было ни приписки, ни отдельного листка для него, но, сообразив, что это письмо деловое, успокоился.
Письмо это пришло в Кинешму 20 апреля 1923 года, а увидел его Борис Алёшкин впервые лишь почти через полвека. Мы считаем нужным привести его целиком с сохранением стиля и орфографии:
«Уважаемый Дмитрий Болеславович! Прилагая при сём удостоверение на имя Бори и требование на бесплатный проезд до ст. Шкотово Ольгинского уезда Приморской губернии, я вместе с тем посылаю на Ваше имя и отношение на Кинешемского уездного военного комиссара, которое Вы с требованием предъявите уездному комиссару. И прошу Вас очень, чтобы Вы лично сходили с этими бумажками к комиссару и попросили его об оказании содействия для перевозки Бори, если, понятно, встретятся какие-либо затруднения. Я, со своей стороны, думаю, что особых препятствий не должно встретиться, кроме этого я перевожу переводом 15 рублей золотом на дорогу в смысле пропитания, так как дорога будет продолжаться около 20-25 дней. Главное – это то, что как только получите это письмо и требование, то немедленно сходите к комиссару, так как требование действительно только на месяц, т.е. с 18 апреля до 18 мая, это срок, до которого его можно предъявлять в кассу железной дороги, а сам билет действителен с того момента, как будет выдан из кассы на срок до окончания поездки. Если паче чаяния какие-либо затруднения встретятся при обмене требования на билет (билет должен быть воинский), то обращайтесь к уездному комиссару. Я думаю, что он не откажет в исправлении требования.
Теперь дальше! Если к тому времени Боря не кончит учиться, то в крайнем случае пусть прервёт, так как останется несколько дней до роспуска. Если же сверх ожидания требование не примут на Вашей железной дороге (между прочим, в требовании нужно вставить название Вашей ж. д., пусть это сделают в уездном комиссариате), то телеграфируйте мне: Шкотово, Ольгинский Увоенкомат, Алёшкину. Ну пока кончаю! Буду очень благодарен за всю оказанную заботу о Боре и надеюсь скоро его увидать у себя.
Привет Вашей супруге и, если жива Елена Болеславовна и Вы знаете где она находится, напишите и ей от меня привет. Крепко жму Вашу руку. Я. Алёшкин.
Между прочим, если никаких препятствий не встретится со стороны коменданта ст. Кинешма, то в уездный комиссариат можно не ходить, и тогда отношение пусть Боря привезёт обратно».