Первое время Алёшкин, как и все члены его отряда, возмущались наглым враньём, но потом привыкли и старались побыстрее закончить эту процедуру, иногда бесцеремонно прерывая словоохотливого хозяина.
Как ни спешил Алёшкин, однако, уже начался июнь, а он свою работу не закончил. Ведь Верхнеудинский уезд в то время по площади был больше иной губернии Центральной России.
К этому времени по деревням и сёлам пронёсся слух о том, что на железной дороге взбунтовались пленные чехи, свергли советскую власть во всех городах Сибири, а в Самаре организовалось какое-то новое правительство.
За прошедшие три месяца Алёшкин и некоторые из людей отряда не один раз бывали в городе, пополняя запасы материалов и продовольствия для отряда. Последний раз кто-то из них в Верхнеудинске был в мае. Тогда ничто как будто не указывало на возможность такого переворота, наоборот – все учреждения советской власти становились крепче, и работа в них упорядочивалась. Поэтому разговоры о восстании и создании какого-то нового правительства показались и самому Якову Матвеевичу, и сопровождавшим его людям нелепой выдумкой. Совершенно понятно, что, находясь в глуши уезда, они не имели достоверной информации.
Но что-то всё-таки произошло. Это подтверждалось, прежде всего, поведением кулаков. Если раньше они и пытались как-то обмануть Алёшкина, то делали это довольно робко, но теперь положение резко изменилось: некоторые из них просто не впускали во двор не только Алёшкина, но даже и представителей местных советов, угрожая применением оружия (винтовки в то время имелись почти в каждом крестьянском дворе, не говоря уже об охотничьих ружьях). Применять насилие без специального указания исполкома Алёшкин не решался. Необходимо было съездить в город для выяснения обстановки и получения соответствующих инструкций. Взяв с собой двух человек, он и отправился в Верхнеудинск.
В город явились поздно вечером, каким-то чудом миновали патрули и пробрались на свои квартиры. Отметим, Алёшкин никого из этой группы рабочих так больше и не видел. Через много лет он узнал, что все оставшиеся в селе люди впоследствии вошли в славную армию сибирских партизан, некоторые из них погибли в Колчаковских застенках.
Дома Яков Матвеевич застал жену в сильном волнении. От неё он узнал подробности совершившегося переворота, произведённого чехословацкими военнопленными, которых было много и в Верхнеудинске. Узнал он также и о том, что все советские учреждения разгромлены и что вместо них созданы такие же, какие были при царе.
Кроме того, из канцелярии воинского начальника, существовавшей некоторое время и при советской власти, но в которой теперь сменилось всё начальство, пришла несколько дней тому назад повестка, предлагавшая ему немедленно явиться. Анна Николаевна беспокоилась, как бы за опоздание у мужа не было неприятности, но вызвать его из уезда не могла, так как не знала, где он находится.
В день его приезда утром на квартиру в сопровождении солдата явился прапорщик и, узнав, что хозяина нет дома, передал приказ о его немедленной явке в канцелярию воинского начальника. Само собой разумеется, что Анна Николаевна не сказала ему, куда и зачем уехал её муж.
– И ты знаешь, Яша, они все в царских погонах. Я просто боюсь за тебя, – сказала Анна Николаевна, когда утром следующего дня Яков Матвеевич собирался, чтобы отправиться по вызову.
– А идти всё-таки нужно… – задумчиво произнёс Алёшкин, пристально рассматривая почему-то очень знакомую подпись на повестке. – Так, говоришь, в погонах? Ну что ж, наденем и мы свои фронтовые. С волками жить – по-волчьи выть. Хорошо, что Мария Александровна и Боря-старший пока к нам не приехали, хотя я их и приглашал, ссылаясь на то, что у нас жизнь дешевле и спокойнее, чем в Темникове. Кажется, я ошибся. Покоя сейчас, видно, нигде не найдёшь.
– Только бы тебя опять не отправили на фронт.
– Какой фронт? С кем теперь воевать? С немцами, кажется, мир заключили. Нас, наверно, просто зарегистрируют и домой отпустят, ведь я ещё не совсем оправился от ранения, – успокаивал он жену.
Почистив своё офицерское обмундирование, прикрепив к нему погоны прапорщика и повесив два Георгиевских креста, Яков Матвеевич направился в канцелярию воинского начальника. Проходя по городу, он поразился большому количеству офицеров самых разных званий, попадавшихся ему навстречу и обгонявших его. «И откуда их столько набралось? – думал он, – когда я уезжал в командировку, так ни одного не было видно».
Несмотря на ранний час, в канцелярии воинского начальника толпилось много народа, в основном это были офицеры в самых разнообразных мундирах: полевых, пехотных, гвардейских, кавалерийских и др. «Очевидно, что в Сибири собрались офицеры чуть ли не со всей России», – подумал Яков Матвеевич, проходя в комнату, номер которой указывался в повестке.
Повестку взял хмурый седой штабс-капитан, прочитал её, посмотрел на дату, сердито взглянул на Алёшкина и недовольно сказал: