Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

– Почему, прапорщик, вы так долго заставляете себя ждать? Ах, были в командировке? Значит, у болышевичков изволили служить?! Ну, ничего, эту дурь-то теперь из вас выбьют. Сейчас получите предписание и поедете на фронт, на Волгу, краснопузых бить. Счастье ваше, что вы Георгиевский кавалер, а то я бы с вами не так разговаривал. Отправляйтесь в комнату № 5 к воинскому начальнику, доложите про опоздание, может, он вам ещё что-нибудь всыплет. А затем, если благополучно отделаетесь, явитесь ко мне за предписанием, – закончил свою злобную тираду штабс-капитан, возвращая Якову Матвеевичу повестку, на которой красным карандашом сделал какую-то жирную пометку.

Алёшкин молча взял повестку и направился к комнате № 5, на двери которой висела табличка «воинский начальник». Около этой двери стояло несколько стульев, на которых сидели офицеры, ожидавшие приёма. Заняв очередь, Яков Матвеевич размышлял: «Да, наверно, зря я сюда явился… Надо было послушаться Пантелеева, да скорее убираться из города, как он советовал. А теперь попал как кур во щи».

Пантелеев был старый рабочий склада, знавший Алёшкина ещё с первых дней его работы. По возрасту он годился ему в отцы, да и относился к нему по-отечески. Между прочим, именно он и рекомендовал Якова Матвеевича в уездном исполкоме на должность завскладом, хотя тот об этом узнал через много лет.

В день приезда вечером он зашёл к Алёшкиным, и те, конечно, рассказали ему про повестку. Тогда-то он и дал совет выехать. Яков Матвеевич последовать ему не решился. Во-первых, он думал, что к нему отнесутся с уважением, ведь как-никак он всю войну провёл в действующей армии, не один раз был ранен, награждён двумя «Георгиями» и имеет, хотя и временное, но законное освобождение от военной службы, выданное военным госпиталем. С этим документом даже большевики посчитались! Во-вторых, он боялся, что если скроется, то это плохо отразится на его семье.

Сейчас, после такого злобного приёма, который он встретил у этого штабс-капитана, Яков Матвеевич уже жалел, что не послушался совета Пантелеева.

«Этот чёрт седой таков, что не посмотрит ни на какие бумажки из госпиталя, под конвоем в вагон посадит! Ну, попробую ещё счастья у воинского начальника, покажу ему свой госпитальный документ, может быть, хоть отсрочку даст, а мне – только бы от них выбраться, там заберу Аню с ребятами, да и поминай как звали, – наивно рассуждал Алёшкин. – С кем же они всё-таки воевать собираются? Со всей Советской Россией? Они что, с ума посходили: сколько их? Ведь воевать-то со всем народом придётся! Попробуй-ка теперь отними у крестьян машины, которые я им передал по распоряжению советской власти, так и костей не соберёшь. Этот старый хрыч, наверно, всю войну где-нибудь здесь, около Иркутска, околачивался, а я, славу Богу, через всю Россию проехал, да и на фронте немало насмотрелся. Нет уж, дудки! Повоевал за царя-батюшку и Россию-матушку, с меня хватит, пусть другие попробуют. Но что же делать? Может быть, взять сейчас, да так прямо и уйти? У крыльца часовой стоит, без пропуска не выпустит. Да и то сказать, куда уйти? Пока соберёшься, да в путь тронешься, разыщут, догонят, разжалуют, тогда ещё хуже будет…»

За этими размышлениями время прошло быстро, тем более что в комнате начальника никто долго не задерживался, подошла очередь и Алёшкина. Постучав в дверь, из которой только что выскочил как ошпаренный, красный, как рак, какой-то молоденький поручик, в новеньком обмундировании, очевидно, за всю войну ни разу не побывавший на фронте, а проторчавший где-то в Сибири, Яков Матвеевич услышал удивительно знакомый голос, крикнувший:

– Войдите!

Шагнув через порог, Яков Матвеевич от изумления застыл на месте. За столом воинского начальника сидел его полковой командир – полковник Васильев. Тот, видимо, не успев разглядеть вошедшего, около двери было темновато, крикнул:

– Что же вы, господин офицер, остановились? Подходите ближе к столу.

Алёшкин, оправившись от изумления, сделал несколько шагов и, выйдя на свет, приложил руку к козырьку фуражки, собираясь по форме отдать рапорт о прибытии. Васильев, вглядевшись в вошедшего, вскочил из-за стола и, всплеснув руками, радостно воскликнул:

– Ба! Да ведь это наш Алёшкин! Яков Матвеевич, куда же вы сгинули? Мы вас к третьему «Георгию» представлять решили, да только вот большевистский переворот все карты спутал. Ну да ничего, скоро с ними разделаемся, теперь уж недолго: с юга – Краснов и Каледин, с севера – англичане, отсюда – мы с чехами; полетят так, что от них и духа на Руси не останется! Да что вы, как истукан, стоите? Опускайте руку, садитесь к столу, какие могут быть церемонии между старыми фронтовиками – окопными сослуживцами? Как вы сюда-то попали? Давно ли из госпиталя? Ну-ка рассказывайте всё по порядку. В семье-то всё хорошо? От большевиков не пострадали? Впрочем, что это я, вы ведь в полковом комитете были. Сами чуть не большевик – чур, только не обижаться, шучу я. Такой геройский офицер не может быть большевиком.