Борис вернулся в купе, поправил верёвку, которой была обвязана его старая корзина, и, чтобы отвлечься от всё усиливающегося чувства голода, стал смотреть в окно. Вскоре замелькали какие-то домики, совсем не похожие на добротные кинешемские и темниковские рубленые дома, а скорее напоминавшие украинские хатки, виденные на картинках. Наконец, показалось и низкое деревянное здание станции. Одновременно в окно ворвался какой-то совсем незнакомый запах. Поезд остановился, проводник крикнул:
– Эй, Борис, выходи! Угольная, мы всего 5 минут стоим.
Парнишка подхватил корзину, закинул за плечи пустой мешок и направился к выходу. Через полминуты он стоял на невысокой земляной насыпи, засыпанной сверху шлаком. Она, очевидно, и изображала перрон вокзала станции Угольная.
Поезд тронулся, проводник вскочил на подножку вагона и помахал Борису рукой. Вот и ещё один хороший человек промелькнул на его пути. Скрылся из глаз последний «китайский» вагон, на задней площадке которого стоял кондуктор с развёрнутым красным флажком. Исчезла последняя ниточка, связывавшая Борю с далекой Россией, он остался один.
Здание станции – невысокое деревянное строение, окрашенное в серо-голубой цвет. Наличники окон и конёк были украшены резными узорами. Сразу за станцией виднелось какое-то большое не то озеро, не то болото, от которого и шёл тот незнакомый Борису запах, заглушающий привычные запахи железной дороги.
Вглядевшись пристальнее, Борис заметил, что дальше от берега вода становится какой-то серой, покрытой рябью, а справа низкий берег вдали переходил в невысокие зеленоватые холмы. Слева берега не было видно, и лишь совсем налево уходили куда-то в сторону железнодорожные рельсы. Несколько минут мальчик размышлял над тем, что это за болото, и лишь увидев кружащихся над ним чаек, сообразил, что это морской залив. До этого он никогда не видел моря и представлял себе его совсем не таким, как оно выглядело возле станции Угольной.
«Вот так море – уже Волги», – подумал он. Зная о море лишь из романов Жюля Верна, Стивенсона, он помнил иллюстрации этих книг и полагал, что море всегда должно быть покрыто огромными волнами, с шумом и грохотом разбивающимися о берег с пеной и брызгами, откатывающимися назад. А тут лужа какая-то!
И вот только запах… Он не смог бы описать его, но запах был какой-то совсем особенный, ни на что не похожий: не резкий, но достаточно сильный и почему-то ему понравившийся. Позже он узнал, что так пахнет морская капуста и другие водоросли, в изобилии выбрасываемые волнами Амурского залива на пологий берег возле станции Угольной, которой оканчивалась одна из самых дальних и мелких бухт этого залива.
Оглядевшись по сторонам, Борис увидел, что Угольная мало чем отличается от других станций, через которые он проезжал. То же обилие путей, также много товарных вагонов, стоявших на некоторых из них, только, пожалуй, больше полувагонов, заполненных каменным углём, из чего можно было заключить, что где-то неподалеку находится угольный рудник.
Людей мало. Кое-где проходили или были заняты какой-нибудь работой железнодорожники. На двух лавочках, находившихся возле станции, сидело несколько человек, очевидно, ожидавших поезда. В небольшом ларьке сбоку от вокзала собралась кучка торговок, что-то оживлённо обсуждавших. Увидев их, Борис с новой силой почувствовал голод. Немного поколебавшись, он решил: «Всё равно моих денег на билет не хватит, поеду зайцем, а поесть куплю».
Он направился к торговкам. Те, увидев приближавшегося покупателя, а последние здесь были не часты, быстро разошлись каждая к своему товару и принялись предлагать его мальчику. Узнав цены на то, что они предлагали, Борис пожалел, что не запасся продуктами на всю дорогу в Бочкарёво; здесь за всё просили в два, а то и в три раза дороже. На свои 15 копеек он смог купить только два пирожка с мясом и стакан молока. Еду он проглотил в мгновение ока и, кажется, не утолил, а лишь только ещё больше возбудил голод. Вздохнул и поплёлся со своей корзиной вдоль перрона. У встреченного им железнодорожника он узнал, что поезд на Кангауз будет через два часа.
Поставив свою корзину у стены небольшого сарая с закрытой дверью и вывеской, на которой было написано: «Багажное отделение», Борис уселся на лежащий рядом камень.
Так он просидел часа полтора, глядя на проходивших мимо людей и думая о том, каким же способом ему уехать. Наконец в голове его созрел план: «Подойду к главному кондуктору, объясню всё, покажу ему свой воинский билет, попрошусь подвезти до Шкотово, неужели же не поможет? Ведь, в конце концов, папа потом может и заплатить за меня».
До сих пор все встречавшиеся на его пути люди относились к нему сочувственно, доброжелательно, все старались ему помочь. Неужели же в самом конце пути не найдётся доброго человека? Правда, можно было бы пойти ещё и по другому пути: попросить у кого-нибудь едущих в Шкотово денег на билет с тем, чтобы папа потом отдал.