Несмотря на предубеждение против всех родственников мужа, Анна Николаевна, как прямой и честный человек, понимала, что Боря-то ни перед ней, ни перед её семьёй ни в чём не виноват. А кроме того, он ей попросту понравился. Всем своим поведением, трудолюбием, сноровкой в различных домашних работах, ловкостью и проворством, и в особенности той ласковостью и умением, которыми он буквально в несколько часов покорил её Костю – самого дорогого, самого любимого, что у неё было на свете. Пожалуй, за одно это можно было простить мальчику все прегрешения его бабушки, матери и тётки.
Да, наконец, если здраво рассудить, то его пребывание в доме было бы и хорошей помощью в хозяйстве. Ведь Настя, кроме ухода за Костей, ничего не успевает делать. А тут, судя по тому, как мальчик быстро управился со всеми делами по двору, это будет толковый работник, притом совершенно бесплатный. Пожалуй, с его помощью можно будет и поросёнка выкормить и хоть когда-нибудь досыта накормить Митю мясом.
Надо сказать, что, несмотря на частые ссоры, иногда доходившие до грубых скандалов, в глубине души Анна Николаевна всегда любила своего Митю.
Но одновременно с выгодами, сулившими Анне Николаевне пребывание в их семье Бори, оно невольно вызывало у неё и чувство беспокойства: «Всё это хорошо, – думала она, – но ведь я его всё-таки совсем не знаю, а что если он в свои четырнадцать лет совершенно испорченный мальчишка, каково будет его влияние на Костю? Может быть, он научит ребенка такому…» – у Анны Николаевны даже мороз побежал по коже, когда она подумала о всех гадостях, которые вытворяют уличные мальчишки и которые, кто знает, этот Борис может привить её ненаглядному, её единственному Костику. «Но нет, – тут же гнала она от себя эти мысли, – я присматривалась к нему целый день и ничего, абсолютно ничего предосудительного за ним не заметила. А Костю он совершенно преобразил. Ведь тот за целый день ни разу не покапризничал. Да… Что же делать? А содержание второго ребёнка? Во что оно выльется? Оправдает ли его труд то, что на него будет затрачено? – спрашивала она себя и сама же отвечала – Нет, конечно, нет! А разве в этом дело? – опять ставила она вопрос. – Разве я хочу превратить его в батрачонка? Конечно, нет. Я не хочу, чтобы он сидел дома без дела, но ведь я не хочу и эксплуатировать его, – она улыбнулась, произнеся в мыслях это новое модное слово. – Ишь, как я стала рассуждать, ишь, какие научные слова выкамуриваю! Наверное, Митя здорово удивился бы. Ну, да ладно. Что же всё-таки делать с Борисом. Куда его деть? Ведь это же не приблудившаяся собачонка, а человек, и притом всё-таки родной человек. Как там не вертись, а ведь он родной племянник мужа. На улицу его не выбросишь, да и в приют отдать совестно, жалко… Да и чего греха таить, понравился мне он самой чем-то, – призналась Анна Николаевна себе. – Завтра, вернее, уже сегодня, – поправилась она, – время-то уже далеко за полночь, нужно будет с Дмитрием разговор вести. Что же ему сказать? Ладно, пусть Борис остаётся, в конце концов, избавиться от него всегда можно будет. Увидим, что он не таков, каким показался вначале, ну и отдадим в какой-нибудь приют. А может быть, ещё и отец его найдётся. Значит, так и сделаем…» – закончила она свои размышления.
Как видите, Дмитрий Болеславович Пигута плохо знал свою жену, если предполагал, что она будет способна на Боре вымещать свою неприязнь к его матери и сестре. Если мы, пользуясь нашим правом – правом автора, правильно прочитали её мысли, а нам думается, что это именно так и есть, она ни на одну минуту даже не задумалась над тем, чтобы хоть как-то отразить свою ненависть к Марии Александровне Пигуте, к Елене Болеславовне и его матери на Боре. Хотя, по совести говоря, эти женщины причинили ей немало горя.
Забегая вперед, пользуясь тем же правом автора, следует сказать, что хотя Боре за время его жизни в семье дяди пришлось многому научиться и основательно поработать, его «злая тётка» никогда не попрекала его ни бабушкой, ни его матерью, хотя и отзывалась о них не очень лестно.
Так в эту ночь снова решалась судьба этого, по существу ещё совсем юного, человека; в ней происходил новый поворот. И странно то, что решали её два самых близких ему человека, причём далеко не в соответствии с теми предположениями, которые высказывались темниковскими Бориными знакомыми и воспитателями. Все они, пользуясь такими «достоверными» источниками, как Елена Болеславовна, считали, что если Анна Николаевна и не выгонит Бориса немедленно, то уж, конечно, потребует от мужа, чтобы он его как можно скорее куда-нибудь спровадил; и что Дмитрий Болеславович будет этому сопротивляться и настаивать на том, чтобы оставить мальчика у себя. Как видим, всё происходило наоборот.
Анна Николаевна вернулась с дежурства рано утром, когда дети ещё спали: Костя в спальне, а Боря в своём уголке за этажеркой.