Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Боря наелся досыта, и единственное, что он отметил, это мало хлеба. У Стасевичей он привык к тому, что хлеб составлял чуть ли не основу всей еды, здесь же каждому дали небольшой ломтик ржаного хлеба, который Боря проглотил чуть ли не в один прикус.

Вечером, уже лёжа в постели, Костя упросил Борю прочитать одну сказку и,

засыпая, спросил:

– А завтра ты будешь?

Боря помедлил с ответом, затем задумчиво произнёс:

– Наверно, буду…

– Теперь ты всегда, всегда со мной будешь? Да?

– Не знаю… Спи!..

Боря отвернулся, на глазах его показались слёзы. Целый день он играл с этим мальчиком и как-то сразу привязался к нему. Целый день он старался всем в доме чем-нибудь быть полезным, а пока ещё ни от кого не услыхал ни слова благодарности и, самое главное, до сих пор не знал, что же с ним будет дальше. Он не знал даже, где он будет сегодня спать.

Диалог сына с Борей слышала Анна Николаевна, находившаяся в спальне и собиравшаяся куда-то уходить. Дядя Митя ещё вообще дома не появлялся. Костя заснул. Боря вышел в столовую, там стояла уже одетая в пальто Анна Николаевна и Настя. Хозяйка сказала:

– Вместе с Борисом принесите раскладную кровать из чулана, поставьте её в кабинете Дмитрия Болеславовича за этажеркой с книгами. Сундук с рожью выдвинете к середине стены.

– У тебя есть постель? – обратилась она к Боре.

– Есть подушка и одеяло.

– Вот и хорошо. Настя, достань из комода наволочку и простыню. Из чулана принеси соломенный тюфяк. Мне пора идти на дежурство в госпиталь, а Дмитрия Болеславовича всё ещё нет. Когда он придёт, покорми его как следует, да чаю с мёдом дать не позабудь. Ну, до завтра, хозяйничайте!

Через полчаса постель для мальчика была устроена, и укромный уголок за длинной этажеркой в кабинете дяди Мити превратился как бы в небольшую отдельную комнатку.

Боря так устал от дороги, от массы новых впечатлений и переживаний, которые произошли с ним в этот надолго запомнившийся ему день, от той многочисленной работы, которую он переделал, и от постоянного напряжения при общении с Костей, что как только его постель была готова, он поспешил в неё лечь. И стоило его голове прикоснуться к подушке, как он немедленно крепко уснул.

Он не слышал, когда пришёл с работы дядя Митя, не слышал взволнованного рассказа Насти о том, как неожиданно появился Борис, как он много сделал по хозяйству, как подружился с Костей и как Анна Николаевна хорошо отнеслась к приехавшему и даже дала ему стакан молока.

А дядя Митя, поужинав и прочитав распечатанное письмо Янины Владимировны, лежавшее у него на столе, долго ходил по кабинету, курил и, поглядывая на спящего мальчишку, озабочено решал его судьбу. Он думал: «Что же теперь делать с этим несчастным ребёнком? Стасевичи прислали его насовсем. Об отце его нет ни слуху, ни духу, скорее всего, он, как и тысячи солдат и офицеров, погиб где-нибудь в огне Гражданской войны. Даже неизвестно, на чьей стороне он сражался. Отчим Бори умер ещё в 1919 году, и теперь близких родственников у этого мальчика нет, кроме меня и сестры Лёли. Ну, Лёля не в счёт, – рассуждал он, – она сама нуждается в постоянной помощи, у неё растет дочь. Дай ей Бог хоть свою-то как-нибудь вырастить. Значит, теперь остаюсь только я».

Если бы речь шла только о его мнении, то он не задумался бы ни на минуту. Пусть бы Боря жил у него как сын. Было бы вместо одного – два сына.

«Но Нюта? Она ведь с такой ненавистью говорит о моей родне… Если она и согласится оставить мальчика у себя, не превратится ли его жизнь в сплошную пытку и каторгу? Не будет ли она вымещать всю годами скопившуюся ненависть к моим родственникам на этом ни в чём не повинном ребёнке? Нет, наверно, лучше всего отдать его в приют, или, как их теперь называют, детский дом. В Кинешме недавно открылся новый детдом, под него отвели хоромы одного бывшего крупного фабриканта. Помещение прекрасное, детей там ещё немного, воспитатели, кажется, люди порядочные. Ну, а на большие праздники, если Нюта согласится, можно его брать и домой. Да, это будет, пожалуй, самый лучший выход…» – решил Дмитрий Болеславович и, уже успокоенный, отправился спать.

В свою очередь, думала о судьбе Бори и Анна Николаевна. Сидя за своим маленьким столиком в госпитальном коридоре, она задумчиво листала журнал, в котором записывались назначения врачей. Лампочка, закрытая зелёным абажуром, создавала полумрак. Изредка доносились стоны, шёпот, бормотание спящих раненых. У неё было одно из самых тяжёлых отделений, и такие ночи, когда она вот так, более или менее спокойно, могла сидеть за своим столиком, подрёмывать или о чём-нибудь думать, выдавались нечасто, но сегодня было тихо, её мыслям никто не мешал.

«Что же все-таки делать с этим мальчишкой?»