Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Минут через двадцать во двор вернулась Настя, успевшая не только отогнать в стадо Машку и Зинку, так звали коз, но и сообщить всем соседям о появлении в их доме племянника Дмитрия Болеславовича и обсудить с ними дальнейшую судьбу его. Большинством она определялась как самая несчастная и трудная: все считали, что в самые ближайшие дни мальчика отдадут в приют. Ну а там уже – известно какая жизнь!

К этому времени Борис успел переколоть все вынесенные дядей дрова и начал складывать их возле сарая в аккуратную поленницу.

– Ой, да сколько же ты дров-то успел наколоть! Мне теперь на целую неделю хватит: в комнатах ещё не топим, только для кухни надо, – говорила Настя, помогая собирать дрова.

– Ладно, я сам соберу и уложу, иди завтрак готовь. Дядя Митя на работу скоро пойдёт, – произнёс Боря, стараясь своим немного начальственным тоном скрыть удовольствие от Настиного изумления.

Настя поднялась по лестнице на второй этаж и вскоре с открытой веранды, предшествующей входу в кухню, раздался звонкий голос Кости:

– Папа, Боря, идите завтракать.

Услышав крик сына из-за сарая, где размещался его небольшой огородик, вышел и Дмитрий Болеславович. К этому времени Борис закончил укладку поленницы, и они вместе стали подниматься наверх.

Мы не знаем, о чём думал порядком-таки уставший мальчик, но судя по удовлетворённому взгляду его дяди, которым он окинул Борину работу, и его довольному покрякиванию, когда он ступал со ступеньки на ступеньку, можно было понять, что он доволен и горд племянником.

По всей вероятности, он думал: «Эх, хорошо было бы, если бы Анюта согласилась оставить Борю насовсем, мне бы намного легче было. Больно уж у меня мало времени для домашних дел. Да и для Кости был бы хороший пример…»

Вскоре дядя Митя, Костя и Боря сидели за столом и ели пшённую кашу с постным маслом. Затем Костя пил своё молоко, а остальные – морковный чай с сахарином. Хлеба опять досталось очень мало. Завтракали в кухне, чтобы не беспокоить Анну Николаевну. Но к концу завтрака она вышла в кухню. Заметив ее, Боря поднялся со своего места, чтобы уступить его ей. Видимо, это ей понравилось. Но она усадила его опять, пододвинула к столу свободную табуретку и, примостившись рядом с Костей, попросила Настю налить ей чаю. От каши отказалась, сославшись на то, что перед сдачей дежурства позавтракала в госпитале, не ела она и хлеба.

Дмитрий Болеславович похвастался Бориными успехами в колке дров. На что Анна Николаевна совершенно неожиданно и для него, и в особенности для Бори, сказала:

– Это, конечно, очень хорошо. Я и сама видела, как он ловко с этим делом управляется. Но ты же не собираешься из него дровосека сделать. Пока ты там всякие хлопоты будешь вести (какие – она не сказала, но её муж, да и Боря, невольный свидетель их утреннего разговора, догадался, о чём идёт речь), мальчик не может не учиться. В школе уже несколько дней как начались занятия, нужно и его определить в какую-нибудь школу. Подумай-ка, Дмитрий, об этом.

Она рассказала Дмитрию Болеславовичу о справке, показанной ей вчера Борей, и заметила, что раз у него были такие хорошие успехи, то, несмотря на опоздание, его, наверно, удастся устроить в школу без труда.

Дядя Митя, удивившись предложению жены, обрадовался, но не сказал по этому поводу ни слова, а лишь уходя из дома, попросил Борю отдать ему привезённую справку из школы.

В этот день выяснились две вещи. Во-первых, то, что в детский дом имени Клары Цеткин принимали только детей погибших красноармейцев, не имевших никаких родственников. Поэтому формального права на приём племянника врача Пигуты у заведующего детдомом не было, и для решения вопроса следовало получить специальное постановление уездного исполкома. Заведующий не сомневался, что такое разрешение работнику исполкома будет дано, однако до его получения принять Борю не согласился. Прежде чем подавать соответствующее заявление председателю исполкома, Дмитрий Болеславович решил посоветоваться с женой.

Во-вторых, оказалось, что все школы 2-ой ступени, расположенные поблизости от дома Пигуты, были переполнены, занятия в них уже шли более двух недель, и ни один из заведующих принять нового ученика, да ещё прибывшего из какого-то малоизвестного города, не соглашался.

Если первое известие Борю обрадовало: его отправка в детдом пока откладывалась, то второе огорчило. Учиться он любил, и пропускать учебный год очень не хотелось. В этот же день, сообщая о своём благополучном приезде к дяде, он написал Стасевичам о неудаче с поступлением в школу. Следствием этого явилось письмо Янины Владимировны, которое мы и приводим:

«Уважаемый Дмитрий Болеславович! Сегодня из письма Бориса узнала, что будто бы он не попал в школу. Меня это очень встревожило и огорчило, так как очень больно, если такой развитой и одарённый мальчик, как Боря, потеряет время. Посылаю Вам ещё свидетельство из школы, в которой он учился, может быть, оно поможет, и его примут сверх комплекта.