Очень скоро ребята набрели на старую вырубку, и там на пнях оказалось много опят, а в ближайшем от этой поляны соснячке нашлись и маслята, и рыжики. Зайдя поглубже, в более глухое место, где стояли тесными рядами высокие, мрачные ели, они набрали немного и больших разлапистых белых груздей. Ну а рябину и искать не требовалось, она росла повсюду. Правда, морозов ещё не было, и есть ягоды её было нельзя. Борис объяснил своим новым друзьям, что рябина становится вкусной только после того, когда её прибьёт первым морозцем. Корзины оказались заполненными, поэтому рябину наломали ветками и несли целыми охапками.
Сумел Борис найти нечто особенное и для Кости, это был молодой ёжик. Как и в Пуштинском лесничестве, их в этом лесу встречалось много. Борис хорошо знал, где они обычно живут, и поэтому довольно легко сумел поймать одного из них. Ежа посадили в кепку одного из братьев Афанасьевых, который и нёс её самым торжественным образом.
Часа в четыре дня ребята возвратились домой, весёлые, возбуждённые, а Афанасьевы, кроме того, ещё и восхищённые способностями своего нового приятеля. Он и до этого успехами во всех играх, начитанностью и умением интересно рассказывать о прочитанном сумел приобрести у них популярность, а теперь они преклонялись перед ним, и с этих пор до самого отъезда его из Кинешмы он всегда был их вожаком.
Возвращение ребят из леса Костя встретил восторженными криками, а Анна Николаевна и Настя были удивлены.
Грибы рассортировали, часть пожарили, остальную часть посолили, причём, как оказалось, Анна Николаевна в этом деле была большая мастерица. Рябину связали в пучки и повесили на балконе, где она и должна была провисеть до первых заморозков. Всю эту работу делали Анна Николаевна и Настя, а Бориса тётка заставила, прежде всего, вымыться, что он исполнил без особого энтузиазма. Она потребовала, чтобы он тщательно вымыл ноги, руки и даже голову, что, по его мнению, было уже совершенным излишеством, но так как она сама поливала ему на голову горячую воду, то ничего не оставалось делать, как подчиниться. После этой процедуры он вместе с Костей забавлялся принесённым ёжиком.
В этот вечер ежу разрешили пожить на кухне, а затем его переселили в сарай, где до этого было много мышей. С появлением нового жильца мыши моментально исчезли. Почти каждое утро Костя отливал из своей кружки немного молока и относил в блюдечке в сарай. Вначале ёжик выпивал молоко только тогда, когда Костя уходил, но затем привык и выбегал из своего угла под дровами, где он себе сделал нечто вроде норки, уже и при ребятах пил молоко. Анна Николаевна вначале пыталась возразить против такой траты драгоценного козьего молока, но затем смирилась. Этот зверёк прожил в сарае больше года, а потом куда-то пропал.
В этот же вечер, наигравшись с ежом, ребята сидели на балконе, и Боря читал Косте очередную сказку. На улице стояла тишина, и было почти по-летнему тепло. Солнце находилось над самыми деревьями того леса, где он только что был, длинные лучи ласково скользили по балкону, задевая головы сидящих мальчиков и отражаясь ярким горящим блеском от стёкол окон и стеклянной двери чулана. С Волги доносились протяжные басовитые гудки пароходов.
Пожалуй, именно в этот вечер Боря впервые почувствовал себя в семье дяди по-настоящему не чужим, а своим – родным…
В течение первой половины октября он со своими друзьями ещё не раз ходил в лес и всегда возвращался с грибами.
Начавшиеся занятия в школе потребовали дополнительных расходов. Прежде всего, понадобились кое-какие учебники: привезённые Борей уже не годились. Нужны были и тетради. Анна Николаевна дала племяннику денег, и кое-что он сумел купить в открывшихся на базаре лавках. Ведь 1921 год был годом введения НЭПа.
Появились первые нэпманы, и в Кинешме к осени базар, на который крестьяне окрестных сёл и деревень стали привозить продукты, сено, дрова, был окружён многочисленными мелкими, но чуть ли не ежедневно открывавшимися вновь лавочками и ларьками, в которых можно было купить уже почти всё что угодно, хотя и по сумасшедшим ценам.
За прошедшие годы, когда деньги практически ничего не стоили, так как на них вообще нигде и ничего купить было нельзя, многие служащие люди так привыкли к их бесценности, что почти не удивлялись, когда за какой-нибудь аршин ситца или за пачку махорки приходилось платить двести тысяч рублей, а то и больше. Рады были тому, что вообще можно купить. К числу таких семей относились и Пигуты.
На приобретение учебников Боря получил относительно солидную сумму, во всяком случае, больше полумиллиона. Эта сумма составляла чуть ли не половину жалования его тетки. Но её это не смутило. Она, как и другие, привыкла жить не на жалование, а на паёк, да на приобретения, получаемые способом обмена своих старых, ещё дореволюционных, вещей из одежды на продукты.