Если до сих пор Боря ещё немного колебался в исполнении своего плана, то, услышав, что тётка собирается привлечь к этому делу своего полюбовника, вся его маленькая мальчишеская душа и самолюбие возмутились до самой глубины: как это так, дяде будет помогать человек, который судя по описаниям всех прочитанных Борей романов является его самым злейшим врагом! «Нет, этому не бывать, – твёрдо решил он, – курицу я добуду самостоятельно!»
На другой день, в субботу, часов около пяти, когда бледное зимнее солнце уже скрылось за верхушками далёких елей, куры Афанасьевых собрались около входа в курятник, медленно прохаживаясь и разгребая лапами притоптанный снег. В это время им обычно выносили и вываливали в деревянное корыто корм, состоявший из мятой картошки, присыпанной отрубями.
Курятник примыкал вплотную к забору, разделявшему участки домов Пигуты и Афанасьевых. Как раз в этом месте у Пигуты стояла старенькая уборная, которой почти никогда не пользовались: уборные имелись при квартирах. Одна из стен её являлась забором.
Ещё утром Борис умудрился тихонько выдернуть гвозди у одной из досок, и теперь она свободно отодвигалась, образуя большую щель. В эту щель мальчишка просунул короткое бамбуковое удилище (у дяди Мити их было много, одно время тот увлекался рыбной ловлей), на конце которого он смастерил из толстой лески скользящую прочную петлю. Достав из кармана горсточку ржи, он бросил её в сторону куриц. Те, увидев зёрна, стайкой подбежали и набросились на них. Борис ждал. Но вот одна из птиц в поисках зёрен подошла достаточно близко к протянутому удилищу, и как только она приподняла голову, охотник набросил на неё петлю и сильно дёрнул к себе.
Курица трепыхнула крыльями, как-то странно всхлипнула и повалилась набок, остальные разбежались. В тот же миг Боря втянул полузадушенную курицу в щель, поставил доску на место и вставил в дырку выдернутый гвоздь. Пойманная курица лежала на полу уборной, не шевелясь: свитая из конского волоса, твёрдая леска почти перерезала ей шею.
Высвободив птицу из петли, мальчик запихнул её под свою шубёнку, леску выбросил в очко уборной, удилище запихнул под сарай, а сам не спеша направился к дому, как будто бы ходил в уборную по своим личным делам.
Через несколько минут он стоял в кухне, где в это время находились Анна Николаевна и Настя. Заметив вошедшего Бориса, тётка только было собралась расспрашивать, где он был, но заметила его предостерегающий жест, остановилась и сказала:
– Настя, я тут с Борисом сама управлюсь, пойди посиди немного с Костей, а то Дмитрий Болеславович задремал, как бы Костя его не разбудил. Скажи ему, что Боря сейчас натаскает дров и тоже придёт к нему.
Настя вышла. Тогда Борис распахнул шубёнку и вытащил из-под неё ещё слегка трепыхавшуюся большую белую курицу.
– Откуда это, Борька? Стянул у Афанасьевых? – тревожно спросила Анна Николаевна.
– Нет, не стянул, – лукаво улыбнулся озорник, – я только вашу взял, которая к ним прошлым летом пристала. Она, правда, подросла немного, ну что же, время-то идёт! Сколько она им яиц нанесла за это лето… Пусть спасибо скажут, что мы ещё яйца с них не спрашиваем! – хорохорился мальчишка.
– А откуда ты знаешь, что это наша, ведь у неё на лбу не написано?
– А откуда можно знать, что она не ваша? – ответил Борис. – Но это только для вас. А для всех остальных – для дяди Мити, Кости и Насти будем считать, что эту курицу я купил на базаре, случайно! Завтра. Ну, я пошёл дрова колоть… – и мальчишка вышел, оставив курицу в руках тётки.
Та, машинально взяв птицу из рук племянника. Увидев, что она зашевелилась, она окончательно свернула курице голову и, уже не раздумывая, завернула её в полотенце, сунула в корзину, с которой Боря обычно ходил на базар, и вынесла в холодную кладовую; дверь заперла на замок и ключ положила в карман.
На следующее утро, чуть только рассвело, когда в доме ещё все спали, Борис отпер кладовку (ключ от неё тётка отдала ему ещё с вечера), вынул из корзины курицу, положил её на полку, а сам помчался на базар. Купил там полкруга молока (мороженое молоко крестьяне привозили в форме круга, замораживая в тазах определённого размера нужное количество; круг молока был своего рода единицей торговли), фунта полтора говядины, лука и помчался домой. Не заходя в кухню, забежал в кладовку, переложил уже основательно замёрзшую курицу в корзину и торжественно вошёл в кухню. День был воскресный. Дядя Митя начал уже помаленьку вставать с постели и сегодня кушал в столовой вместе со всеми. В момент возвращения Бори все завтракали: хозяева в столовой, а Настя на кухне. Войдя в кухню, Борис крикнул:
– А ну-ка, Настя, зови скорее Анну Николаевну, я ей покажу, что мне удалось купить!