И вот, стремясь осуществить свои матримониальные намерения, Анна Николаевна при каждом появлении Бориса в Шкотове старалась затащить к себе и Ирину Михайлову. Та, узнав от матери, да догадавшись и сама, была не прочь как следует познакомиться с Борисом, а может быть, и выйти за него замуж. Правда, он был моложе её почти на два года, и в это время, когда шли все эти комбинации, ещё имел неполные 18 лет, но всего через несколько месяцев уже мог жениться.
Обо всех этих поползновениях на его свободу Борис даже и не подозревал, он, конечно, ни о какой женитьбе и не помышлял, он был ещё слишком юн и ветренен для этого. Кстати сказать, и все слухи, которые распространялись про него в Шкотове как об очень распущенном юноше, по существу, не имели под собой никакой почвы и, если он и позволял себе некоторые вольности при обращении с девчатами села, так такие же вольности позволяли почти все парни его возраста.
Тут, скорее, надо сказать, что его активная комсомольская деятельность, постоянное участие во всяких спектаклях, карнавалах, шествиях и т. п., в которых в то время не было недостатка (а он вместе с другими готовил и организовывал их), сослужили ему не очень-то завидную службу среди более взрослых жителей села. Вот кем-то и был пущен слух, что Борька Алёшкин — чуть ли не закоренелый развратник.
Конечно, его мать этим слухам не верила, но всё же, видимо, немного опасалась, как бы за ними не было кое-какой правды. Отсюда и исходило её стремление поскорее Бориса приструнить женитьбой.
Он первое время как-то не обращал внимания на то, что с его приездом почти тотчас же появлялась в доме и Ирина Михайлова, а мать, стоит ему только появиться, сейчас же посылала Люсю к Михайловым за Ириной, якобы необходимой ей по каким-то школьным делам. При появлении Ирины мама старалась оставить их наедине.
Борис уже довольно давно знал Ирину, ведь на курсах учителей она училась вместе с Милой Пашкевич и даже была в том отряде ЧОН, которым довелось командовать Борису, поэтому, оставшись как-то с ней в комнате наедине, он решил выспросить её о Пашкевичах.
— Милка-то Пашкевич? Так это же моя двоюродная сестра, наши мамы сёстры. Они уезжали куда-то на север на заработки, а Милка здесь одна оставалась доучиваться. Теперь вот все вернулись, кажется, так ничего и не заработав. Семья у них большая, а отец — пьяница. Им трудно живётся.
В её словах было не столько сочувствия к несчастью родственников, сколько презрения и сожаления о том, что именно у неё могут быть такие родственники.
Пашкевичи для Бориса были совсем незнакомыми людьми, из всего семейства он знал только Милу. Но ведь членом этой семьи была Катя — девушка, внушавшая ему какое-то особое, может быть, ещё и не совсем им осознанное чувство, и потому такое снисходительно-презрительное упоминание о Пашкевичах его разозлило.
Сама Ирина после этого стала ему ещё более антипатична, и он, со свойственной ему несдержанностью, чуть ли не прямо это ей высказал, вследствие чего она поспешила уйти. Разговор происходил в присутствии Анны Николаевны, и та дала понять сыну, что она недовольна его поведением. Тот беспечно рассмеялся на её упрёки в нетактичном поведении по отношению к молодой девушке и спросил:
— Мама, да ты её уж не в невесты ли мне прочишь?
— А хоть бы и так! Ирина — девушка скромная, умная, работящая, образованная, начитанная…
— Ну-ну, и так далее, и тому подобное, одним словом, педагог! — продолжал смеяться Борис. — Но я-то пока жениться не собираюсь, а когда соберусь, так она совсем старухой будет, ведь она и так старше меня!
— Ах, Борька, какой ты ещё легкомысленный и глупый мальчишка! А это хорошо, что про тебя здесь болтают, что ты к каждой шкотовской девчонке льнёшь? А сейчас в Новонежине ты и вообще чёрт знает с кем связаться можешь…
— Успокойся, мама, не такой уж я глупый мальчишка, как ты думаешь, кое-что соображаю! Ну, а эта твоя Ирина мне не только совсем не нравится, а даже просто противна! Поэтому, если она обиделась, то это даже и лучше. Не будем больше о ней говорить!
Конечно, этот разговор происходил в отсутствии Якова Матвеевича, он таких вольных разговоров не любил и, если бы они ему стали известны, то за них досталось бы и жене, и сыну.
Кстати сказать, и Анна Николаевна к этому вопросу больше никогда не возвращалась. Она по поведению сына поняла, что у него в сердце уже занял кто-то место, и поэтому с Ириной более не приставала.
С Михайловыми же семья Алёшиных продолжала сохранять довольно долго дружественные отношения. Но мы, как всегда, забежали вперёд и немного отвлеклись от основного рассказа, вернёмся к нему, ведь большую часть времени Борис проводил в Новонежине.
После репетиций, собраний, а часто и после спектаклей, Борис и Фёдор, как правило, заходили на два-три часа, а иногда всего на несколько минут, к своим друзьям-учительницам — Полине Медведь и Харитине Сачёк. Правда, последнюю все, в том числе и Борис Алёшкин, уже давно называли просто Тиной.