Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том 2

Заглянув в анкеты сидевших рядом с ним, с одной стороны — молодой женщины, а с другой — пожилого мужчины, он заметил другие штампы: «Терапия» и «Акушерство». Вскоре его соседи, написав всё и проверив, ушли, а на их места сели новые люди. Когда они положили свои анкеты, Борис заметил на них такой же штамп, как и у него.

Он начал записывать ответы, это давалось ему без особого труда: в своей жизни он заполнил уже не один десяток подобных опросников. Немного смутили только два пункта: один о том, состоял ли он в ВКП(б), и другой — о стаже врачебной работы. После некоторого раздумья он написал, что в ВКП(б) состоял с 1927 по 1934 год и был исключён «за преступление классовой бдительности», т. е. так, как было сформулировано в последней выписке, полученной им из ЦК ВКП(б). Отвечая на другой вопрос, немного приврал и поставил стаж один год.

Заполнив анкету, Борис расписался и приготовился отнести её выдавшему старичку, как вдруг заметил, что сидевший справа от него сильно загорелый брюнет, кроме фамилии, в своей анкете не написал ничего, и, видно, был в большом затруднении, как отвечать дальше. Видя, что Алёшкин собирается вставать, этот человек обратился к нему с просьбой помочь заполнить анкету. По-русски он говорил достаточно понятно, но с каким-то незнакомым акцентом. Недоумение Алёшкина разъяснилось, когда на вопрос о национальности, этот человек спросил:

— А что такой за насиональность? Никак понять не могу.

Борис попытался объяснить ему:

— Ну, это значит какой нации. Вот я, например, русский, а вы?

— Ах, это значит какой нации я? Ну, так бы и спрашивали! А то какой-то «насиональность» пишут, шут их разберёт! Ты, пожалста, пиши за мене, а то у меня почерк очен плохой. Пиши, греки мы.

Тут Борис понял, откуда этот странный акцент. С греками до сих пор ему встречаться не приходилось. Под диктовку своего нового знакомого, он довольно быстро заполнил всю анкету, и только когда дошёл до врачебного стажа, то ему пришлось потратить несколько минут на объяснение сути вопроса Грегору. Грегор Мекуополос, как было написано в анкете. Борис пояснил, что спрашивают, сколько лет он работает врачом. Наконец, тот понял и ответил:

— Пиши, десять, хотя в этом году скоро будет одиннадцать… Пиши, десять.

Алёшкин решил, что грек его не понял, и снова стал объяснять, но тот даже рассердился:

— Ты что, Борис, думаешь, что я по-русски не понимаю, что ли? Всё понимаю и очень хорошо! Я врачом работаю десять лет, так и пиши. Шесть лет на Севере работал, там и женился, жена у меня русская, а теперь уже пятый год в Крыму живём, там греков много, мой греческий нужен, я в районной больнице хирургом работаю. Пиши, пожалуйста, пиши!

Борис невольно подумал: «Ишь ты, у него десять лет стажа, а у меня всего ничего… Интересно, а какими другие врачи будут? Такими же, как он, или такими же, как я?..»

Когда они с Грегором подходили к старичку, чтобы отдать свои анкеты, Борис был остановлен возгласом:

— Алёшкин, здравствуй, ты тоже здесь?

Обернувшись на голос, Борис с удивлением обнаружил знакомого, это был ординатор с кафедры профессора Керопьяна, Артёмов, окончивший институт год назад. Алёшкин его хорошо знал, так как не один раз приходилось дежурить с ним на кафедре неотложной хирургии. Оказалось, что Артёмов Краснодарским военкоматом тоже направлен в ЦИУ на цикл сельскохозяйственных хирургов. Он не понимал, зачем ему эти курсы: в клинике Керопьяна он и так получил достаточно знаний, да и не собирался перебираться в деревню. Но ЦИУ находился в Москве, «а в Москве всегда поучиться лестно», — объяснил свой приезд Артёмов.

Сдав бумаги помощнику секретаря ЦИУ (такова, оказывается, была должность старичка), Борис и Грегор получили пропуска в столовую. Секретарь сказал им явиться в девять часов утра в понедельник в главную аудиторию ЦИУ. Аудитория находилась на втором этаже этого же здания. Дал он им также и пропуск в библиотеку, чтобы они могли взять необходимые на время учёбы книги.

Выйдя из канцелярии ЦИУ, два новых приятеля решили вернуться в общежитие, а затем уже отправиться бродить по Москве. Грегор совершенно не знал Москвы и ориентировался в ней плохо. Шум и сутолока большого города ошеломили его, и без Бориса он, вероятно, долго бы плутал, пока нашёл бы своё общежитие. Алёшкин же, немного освоившись, быстро сообразил: чтобы попасть в общежитие, совсем не нужно выходить на Садовое кольцо, а наоборот — спуститься немного вниз и по узенькой улочке подойти к общежитию. Эта дорога оказалась и более короткой, и более спокойной, движения на ней почти не было.

Придя в общежитие, они, к своему немалому удивлению, узнали, что, оказывается, живут в одной комнате. Ключа от комнаты на доске не оказалось, видимо, его взял их третий товарищ.