За время этой тирады Анна Николаевна успела немного остыть. Кроме того, ей не хотелось при невестке демонстрировать свой характер, она сдержалась, только вполголоса с обидой произнесла:
— Дмитрий почему-то всегда забывает мне о встречах со своими родственниками рассказывать! Тогда промолчал, о теперешнем твоём приезде я случайно из телеграммы узнала. О том, что здесь недавно Елена Болеславовна с дочерью были, тоже случайно мне стало известно… Ну, да Бог с ним, расскажи про себя, Борис.
— Мама, — сказал Костя, — давайте спокойно позавтракаем, а потом и поделимся новостями, ведь Боре про нас тоже знать интересно.
— Да, тебе хорошо говорить! Вы будете новостями делиться, а я-то буду на кухне обед готовить…
Борис счёл своим долгом опять вмешаться:
— Анна Николаевна, мы посидим, поговорим, а потом за приготовление обеда возьмёмся. Я вам помогать буду, помните, как в Кинешме?
Анна Николаевна усмехнулась:
— А ты не разучился? Неужели и сейчас на кухне жене помогаешь?
— Ну, конечно, не так, как вам помогал, но всё же и борщ, и котлеты, и кашу сумею приготовить. Когда я учился, в основном-то работала и семью содержала она, а я, хоть и повышенную стипендию получал, но всё же это были гроши по сравнению с её заработком. Так что мне приходилось и самому готовить… Ни Катя, ни девочки мои не обижались, ели с аппетитом. Особенно все у нас мелекес любят.
— Так ты мой мелекес им готовил? — воскликнула Анна Николаевна.
— Ну, конечно! И говорил, что это ваше фирменное блюдо 20-х годов.
— Вот у тебя жена-то, наверное, счастливая! А мне ни муж, ни сын на кухне никогда не помогают. Смотри, Катюша, воспитывай нашего Костьку, пускай он тебе на кухне как следует помогает.
— Мама, — закричал Костя, — теперь же время другое, много ли мы дома-то обедаем? Папа — на работе в столовой, мы — в студенческих, иногда вот только так, по воскресеньям, дома-то. Да ты сама нас с кухни гонишь!
Так, в шутках и весёлом разговоре прошёл завтрак, и к концу его Борис чувствовал себя в этой семье так, как будто никуда из неё не уезжал.
После завтрака все уселись на угловой диван, и он со свойственным ему красноречием и некоторой долей иронического юмора постарался кратко изложить свою жизнь с момента отъезда из Кинешмы до вот этого приезда в Москву.
Дядя Митя и Костя кое-что уже знали по встрече в 1932 году, а для Анны Николаевны и Кати всё было совершенно новым, и поэтому достаточно интересным. Само собой разумеется, что, рассказывая о себе, Кате и дочках, Борис передал далеко не все подробности, которые теперь известны нам. Кое о чём он умолчал из естественного чувства стыда, а о некоторых событиях (исключение из партии) он не счёл нужным сообщать никому из членов этой семьи. Закончил свой рассказ он тем, что вот, мол, теперь командирован в Москву для усовершенствования, как хирург, и что после этого будет заведовать хирургическим отделением. Конечно, Борис немного прихвастнул: будущее его после окончания этих не очень-то понятных курсов ему и самому казалось туманным, но его апломб подействовал на тётку, и она заметила:
— Вот видишь, Костя, каков Борис-то! А всё потому, что по-серьёзному учился. Слышишь, повышенную стипендию получал! А ты еле-еле на троечки тянешь.
— Ну, поехала, — недовольно протянул Костя.
Борис поспешил вмешаться:
— Ну вот, я про себя всё рассказал, очередь за вами! Кто из вас докладчиком будет? — спросил он шутливо.
Все засмеялись, а Костя сказал:
— Давай, я, а то, если мама начнёт рассказывать, так она про меня такого наговорит, а если папа, так они с мамой на каждой фразе спорить будут, — и он начал свой рассказ.
Из него Борис узнал, что ремонт в квартире был закончен в 1937 году, тогда же мама, т. е. Анна Николаевна, наконец, приехала из Кинешмы, и они стали жить по-человечески. В тот же год Костя закончил первый курс Московского мединститута, где продолжал учиться и сейчас. Его тоже влекла хирургия, хотя папа, как сказал Костя, «предпочёл бы, чтобы я копался в мусоре, т. е. был санитарным врачом». Тут в его рассказ вмешалась Катя, которая воскликнула:
— Так это, по-твоему, я буду копаться в мусоре?!!
И Борис узнал, что Катя учится на санитарно-гигиеническом факультете того же института, что и Костя, и как будто довольна выбранной ею специальностью. Она только что перешла на четвёртый курс, Костя заканчивал пятый. Знали они друг друга уже около двух лет, а поженились две недели тому назад.
Из рассказа Кости и Кати Борис узнал и о том, что дядя Митя служил санитарным инспектором в какой-то водной лаборатории, а Анна Николаевна — в ближайшей городской поликлинике фельдшером-эпидемиологом. Несколько слов сказали о Катиной семье, что её старшая сестра Александра не здорова — болезнь сердца, что Катина мать — домохозяйка, а отец — продавец в универмаге на Серпуховке. Они коренные москвичи, жили на Шаболовке в полуподвальном этаже какого-то старого дома, а сама Катя, кроме как в Москве, нигде не была.