Необыкновенные собеседники

Невозможно было сидеть, когда стояла Ермолова. Она была очень слаба. Вероятно, немалых усилий стоило ей приехать в театр. Но могла ли она не приехать в Малый? Могла ли не возглавить торжество или, вернее сказать, память о торжестве традиций таких простых и высоких, каким служила больше полувека в этом театре!

«Торжественное заседание в честь сорокалетия сценической деятельности заслуженного артиста Александра Ивановича Южина открывается!» Ермолова произнесла эти слова чуть слышно, дребезжащим голосом. Она сказала несколько слов, обращаясь непосредственно к юбиляру. Голос ее звучал так тихо, что до середины зала донеслись только два ее слова «Прелестный юбиляр...».

Южин подошел и низко склонился к ее маленькой ручке. Она поцеловала его в лоб. Южин отошел и снова опустился в предложенное ему кресло с левой стороны сцены.

Ермолова, поддерживаемая Сакулиным и Давыдовым, села. Вместе с ней в безмолвии садился весь зал.

Первым говорил профессор Сакулин. Он говорил о деятельности А. И. Южина в Малом театре, употребляя глаголы исключительно прошедшего времени, словно Южин уже не жил на свете. Главная заслуга Южина, мол, в том, что он сумел стать звеном, соединявшим русского актера и русский театр с русской общественностью. После его речи Ермолова поднялась с помощью своего соседа — Давыдова. Она слишком устала, должна уехать и председательский пост по старшинству передает В. Н. Давыдову. Когда, поддерживаемая с двух сторон провожатыми, она очень долго и медленно покидала сцену, зал снова стоял и рукоплескал, глядя ей вслед.

После ухода Ермоловой на трибуну поднялся Николай Эфрос — один из наиболее серьезных театральных критиков предреволюционной России. Из всех говоривших в этот вечер Эфрос единственный, кто вспомнил об актерском искусстве Южина. Он предупредил, что его мнение о Южине «особое», свое, субъективное. Он просит извинения у Александра Ивановича, но говорить о нем иначе, чем он сейчас говорит, не может. И так же, как и у Сакулина,— историческая ретроспектива, глаголы только в прошедшем времени. И какая-то особенная осторожность в выражениях, словно боялся, чтобы его не приняли за чересчур пламенного поклонника Южина. Эфрос неожиданно заговорил о «склоне деятельности Южина», но вдруг спохватился, смутился и поспешил поправиться: «последнего периода деятельности Южина в Малом театре».

В отличие от Сакулина и Николая Эфроса, третий оратор, профессор Шамбинаго, вышел не в сюртуке, а в визитке. Речь _еГо была очень длинной и посвящена Южину-драматургу.

Наконец официальные доклады окончены. В. Н. Давыдов зачитал трогательные письма Мичуриной и А. Ф. Кони и предоставил слово Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко.

Друг отроческих лет юбиляра вспоминал о пятидесяти годах дружбы с Южиным. О том, как они вместе учились в гимназии, вместе писали пьесы и по очереди выходили раскланиваться в театре и как позднее Южин ревновал Немировича к Художественному театру.

После Немировича говорил еще кто-то. И последним речь произнес Давыдов. Он читал с листа. То и дело звучали слова «прелестный», «красота», «благотворный», «волшебство», и ни одно из них не прозвучало сусально, слащаво. А ведь тогда ох как все были настороженны ко всякого рода фальши, сусаль-ности, сладкоречию! А вот Давыдов сумел произнести все эти штампованные, засахаренные слова так, что они прозвучали внове, свежо, словно только что были найдены им — впервые открыты.

Давыдов кончил и в пояс поклонился Южину за то, что тот высоко держал знамя традиций, которые, как выразился Давыдов, «единственно настоящие у актера».

И снова зал встал, когда слова попросил юбиляр. Южин сравнил себя с электрической лампочкой, которая горит только потому, что в нее вливается ток извне. Затем он поблагодарил актеров, публику, под гром аплодисментов перешел из объятий Давыдова в объятия Яблочкиной, и чествование завершилось концертом. Выступали М. Ипполитов-Иванов, Вячеслав Сук, Мигай, Минеев, квартет имени Страдивариуса...

Еще не были сданы в архив газеты со статьями о юбилее Южина, как уже начали появляться статьи к юбилею театра Корша.

Сорокалетие Корша — юбилей всего русского частного театра. До Корша всякая попытка создать в Москве театр, который существовал бы рядом с казенными — императорскими театрами, неизменно бывала тщетной. Правительство не разрешало частной конкуренции с императорскими театрами. Только в 1882 году царское министерство внутренних дел официально отменило казенную монополию на театры. Однако охотников конкурировать с императорской сценой было мало. Тридцатилетний Федор Августович Корит оказался первым, кто поспешил воспользоваться отменой монополии на театры. Это

193

7 Э. Миндлин