Необыкновенные собеседники

сколько дней. Завтра я возвращаюсь в Осло с профессором Са-мойловичем и буду там занята по горло. Времени вам совсем не смогу уделить. А дней через пять приедете, помогу вам и с норвежской столицей познакомиться и смогу побеседовать с вами. "

Посоветовала хорошенько осмотреть кафедральный собор в Ставангере — прекрасный памятник готики XII века в Скандинавии.

И, улыбаясь, обернулась ко мне:

— Видите, вот вы и в Норвегии. А когда-то на станции Се-беж мечтали о ней. Я помню.

Суханов заинтересовался, что это была за встреча моя с Александрой Михайловной на станции Себеж.

— А это мы с ним там познакомились,— кивнула в мою сторону Александра Михайловна.

Она позабыла о более ранних встречах, но на тех ведь я бывал не один, а с другими товарищами по профессии. Но была и еще одна встреча с Коллонтай, очень давнишняя —в 1919 году, о которой Александра Михайловна даже не подозревала. Вот тут я рассказал, как и когда увидел ее впервые в родном своем городе на Украине, когда она вместе с Дыбенко выступала на митинге в актовом зале той самой гимназии, где я когда-то учился.

— Да что вы? В городе Александровске? В тысяча девятьсот девятнадцатом году? Да, да, я приезжала туда. И митинг в вашей гимназии? Тогда ведь в один день бывало по нескольку митингов. О, какие далекие времена!

Времена, в сущности, были не такие уж и далекие — назад тому девять лет! Но советской власти шел тогда второй год, в деревнях и на улицах городов еще пылали битвы гражданской войны и гадалки гадали на промасленных картах, долго ли еще продержится советская власть в России.

Коллонтай очень смутила девушек нашего города. По крайней мере тех, кто считал, что стыд-срам в революционное время сколько-нибудь прихорашиваться. Девушки надевали худшие свои платья, обувались в грубые тяжелые сапожки и даже стеснялись пригожих причесок. И вдруг приезжает знаменитая большевичка, соратница Ленина, прославленный деятель революции и нисколько не прибедняется: изящна, женственна и вовсе не в сапогах, не в кожаной куртке! Одета со вкусом, на блузке какой-то черный бархатный бантик, и причесана тщательно и к лицу!

Юным революционеркам в нашем маленьком городе было над чем призадуматься. Подумать только, они так старались всячески приглушать девичью свою привлекательность! Причесываться к лицу — и то казалось им антиреволюционным поступком!

Коллонтай озадачила их.

Я и рассказал об этом Александре Михайловне.

Мы попрощались с ней до встречи в норвежской столице.

IV

В Осло, в посольстве, она показалась еще более озабоченной, чем в Ставангере. Норвежские газеты по-прежнему отводили полосы описаниям красинского похода. Посольство осаждалось корреспондентами. Начальник экспедиции Самойлович приехал из Ставангера вместе с Александрой Михайловной. Университет, научные институты, общества наперебой приглашали его к себе. А тут еще посольство готовилось к большому приему — пожалуй, самому большому за все время существования советского посольства в норвежской столице. Прием должен был состояться завтра. Ожидалось множество дипломатов, ученых, писателей, членов норвежского стортинга, общественных деятелей... Все это было хоть и хлопотно и утомительно, но приятно — вызвано успехом советской спасательной арктической экспедиции... Но было это не все. Триумф «Красина» совпал с международным конгрессом историков в Осло. В конгрессе участвовала группа антисоветски настроенных эмигрантов — довольно известных русских историков. Делегатом от советских историков был Михаил Николаевич Покровский — виднейший русский ученый-большевик. И ему одному на конгрессе приходилось отбивать уже отнюдь не научные, а чисто политические атаки русских белогвардейцев-историков — делегатов конгресса. Покровскому на конгрессе приходилось трудно. Белогвардейцев-историков поддерживали некоторые видные историки Англии, Франции, Германии и Америки. Покровский должен был отвечать на обвинения в вырождении русских университетов, в фальсификации исторической науки в России.

Шел только 1928 год, и друзей Советской России среди иностранных ученых было еще немного.

— Очень трудно Михаилу Николаевичу,— говорила встревоженная Александра Михайловна.— Уж вы извините меня, товарищи. Хотела сама показать вам Осло, да не придется теперь. Вот видите, надо еще помогать Михаилу Николаевичу. Милый такой человек, и совсем извели его на этом конгрессе. Вы с ним знакомы? Нет? Поднимитесь наверх. Он там, в моем кабинете. Сейчас я приду туда!