Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

И вот видит Сладостная: словно заря занимается вдали, словно светоч дивный приближается к замку. Перевязь всадника блистает алмазами, лихо сдвинутый венец пламенеет рубинами, светлый лик под ним алеет румянцем, мускусный пушок окаймляет щеки, в руках шах держит букет нарциссов, но томные нарциссы очей его затмевают красой прелестные цветы. Однако зоркий глаз Ширин приметил сразу: шах пьян, неистов от вина. Чуть сознание не потеряла Ширин при виде этого, но совладала с собой, ведь надобно было решать, как поступить? Прогнать его прочь, — но как пережить новую разлуку? Впустить к себе, принять, — но как перенести неминуемый позор? Неужели придется ей повторить судьбу несчастной Вис?.. Ширин решила: нужно приложить все старания, но любой ценой сокрыть это неблаговидное посещение.

А шах уже въехал на площадь, подскакал к воротам — ворота на замке! Что такое, кто посмел?! Вспыхнул гневом Хосров, хотел было створки вдребезги разнести, но сдержал себя, кликнул стража привратного, стал вопрошать:

— Что тут случилось? Чем я не угодил госпоже Сладостной? Почему она, известная своим великодушием и гостеприимством, закрыла двери пред царем? Ступай к царевне и скажи ей, что я прибыл с миром, но пока не повидаю ее, не двинусь назад! Пусть же не медлит!

Ширин всё это слышала со своей башни, вздохнула она и приказала доверенной служанке:

— Возьми наш лучший расписной шатер, иди скорее вниз и поставь его для государя. Все прибери хорошенько, положи златотканый ковер, трон поставь золотой, а потом скажи: «О великий шах, Ширин твоя покорная раба, она преданно просит тебя оставаться здесь, под узорчатой сенью, а сама будет говорить с тобой из верхнего оконца». После того подними повыше полог шатра, чтобы мне было видно гостя, а ему — меня, и возвращайся.

Служанка все исполнила, а Ширин, горя предвкушением встречи, украсила светлый лик свой драгоценностями: серьги надела рубиновые, подвески, золотой венец, нарядилась в алые шелка, распустила по плечам мускусные косы, а сверху накинула черную чадру и взошла на башню. Воспарила она в вышине, словно пери: рубины ее мечут искры под копыта Шабдиза, жемчуга, словно слезы, одаряют животворной влагою Хосрова.

Узрев эту полную луну в таком блеске, Хосров готов был метнуть сердце ей под ноги. Он вскочил с золотого трона, поцеловал кончики пальцев в знак восхищения и снова сел, с мольбой простирая руки к Ширин и вознося ей горячие восхваления и благопожелания. Он говорил:

— Ты стройна, как тополь, прекрасна, как заря, свежа, как весна, о целительница моей души! Ты расстелила предо мною ковры и шелка, разбросала золото и драгоценные каменья, но дороже всех даров — лицезрение твоей несравненной красы, оно наполняет меня радостью. Однако для чего ты заперла предо мной ворота? Что не так? Разве я не гость твой? С каких пор запираются от гостей? Высокородный хозяин поступает по-иному… Или ты — пери, которая не терпит приближения смертного?

Ширин не задержалась с ответом:

— Да пребудет вечно Божья благодать над шахом! — воскликнула она. — Ты — венценосный царь, а я лишь твоя покорная раба. Ты говоришь, гостей не так встречают? Но ведь ты не гость, ты воинственный охотник, сокол, погнавшийся за горной куропаткой… А коли и не так — гостям тоже не положено самоуправство да своеволие. Посмотри на себя — ты пьян, достойно ли в таком виде напрашиваться в гости? Не вмешивай меня в свое беспутство, я веду жизнь тихую, праведную, и потому права. Или ты забыл наши обычаи? Если бы ты захотел свидеться со мной, следовало прислать ко мне почтенных старцев, подать подобающий моему сану паланкин, убрать для меня царский покой… Я ведь тебе не орешки, которыми вино закусывают! Я царского рода, оставь мысли о нечестии, здесь тебе не Исфахан. Да и нельзя стремиться сразу к двум сластям — зубы заболят. Ты словно в чоуган играешь: то в Рум забросишь мяч, то к Исфахану поскачешь… А на случай, что какая-нибудь пери ускользнет от тебя, скроется, ты держишь в своем дворце еще десять тысяч красавиц, — я это своими глазами видела. Оттого и затворилась я в своем дворце, как в келье, что в отличие от тебя не предаю свою любовь и не размениваю ее на мелкую монету. Я — не ты. Разве ты оставил царство и богатство ради меня? Разве ты лелеял в душе память обо мне? Разве ты отринул радости земные из-за меня, разорвал на себе одежды? Разве слал ты мне весточки, разве ждал долгими ночами привета от меня? Нет, пока Шапур трудился над листом бумаги, пока Фархад сжимал в руках кирку, ты сжимал лишь кубок с вином…

Охваченный любовью властелин так отвечал красавице: