Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

Хосров от таких слов пришел в ярость, уж было потянулся к мечу своему, но успел подумать: «Да чего мне бояться? Ведь там не земля, а сплошной камень, скала! Не справиться ему. А хотя бы и земля была, — куда он ее выгребет, куда денет?» И он быстро сказал:

— Я согласен, а если не выполню этого условия — позор на мою голову!

Несчастный влюбленный только и молвил:

— Пусть благородный шах укажет мне ту гору.

И тогда Фархада повели к горе, которую ныне называют Бисутун*, а это и вправду была гранитная стена, твердыня непробиваемая. Но Фархад, этот камнеборец, ободренный обещанием Хосрова, двинулся на нее словно огненный вихрь, налетел, ударил киркой своей, но в знак уважения к громаде начал с того, что высек на поверхности скалы дивные изображения. Из-под его кирки, словно из-под кисти великого Мани*, появилось прекрасное лицо Ширин, затем он снова взмахнул стальной киркой, как резцом, и из камня выступила фигура шаха на коне… За короткое время вся скала засверкала чудесными образами, и тогда Фархад приступил к прокладыванию дороги. Он рубил гранит с утра до ночи и ему казалось, что сокрушает он крепость, в которой заточена Ширин. Обливаясь слезами и потом кровавым, он взывал к горе:

— О гранитная твердыня, помоги мне, рассыпься мелким песком! А не хочешь, — клянусь именем Ширин, я всё равно тебя одолею, вдребезги разобью, буду с тобой сражаться, пока жив!

По вечерам, когда солнце покидало просторы небес и бросало последние лучи на вершину горы, когда подкравшийся мрак норовил захватить светлые изображения, Фархад подходил к изваянию Ширин и пытался отыскать в камне следы ее истинной сущности, души ее. Он прижимался устами к каменным стопам, стенал и плакал, а эхо вторило его горестным рыданиям. То он называл Ширин целительницей душ, то пенял на ее каменное сердце, то просил прощения у своего кумира. Обратившись в сторону замка, он молил сжалиться над ним, скорбел о том, что вовсе не нужен Ширин, сердце которой принадлежит Хосрову, твердил, что рад бы отдать за любимую жизнь. Он говорил:

— Я стал ночною птицей, как филин охаю и вздыхаю, — хоть разок взгляни на меня, погляди на мои полуночные слезы, предрассветные бдения… Пожалей, ведь я — былинка в твоих руках, хоть предо мной и содрогаются горы. Злосчастье меня преследует, я сам выбрал этот путь, хоть он и тяжек, труден — любовь не игра!

И некому мне помочь, душа моя тоскует в одиночестве, я плачу о своем кумире… Так пусть хоть изваяние твое пребудет со мной, пусть оно приветит мою измученную душу!

Так сетовал он по ночам, а едва занимался день, снова брался за кирку и выходил на единоборство с горой. И хотя был он там один, слух о его рвении и отчаянной любви разнесся по миру, стали люди — да не только каменотесы, но и прочие — приходить туда, чтобы своими глазами повидать, как отважный страдалец крушит гору.

Ширин посещает Фархада, а коварный Хосров в отместку губит его

В один прекрасный день луноликая Ширин сидела со своими подругами, вели они приятную беседу, вспоминали прежние счастливые дни, развлекали царевну, как могли. И одна из них поведала о Фархаде: как он пробивает гору Бисутун, не знает ни сна, ни отдыха. Улыбнулась Ширин и молвила:

— Надо мне поехать туда, оказать уважение Фархаду и поглядеть, как он своей рукой железной гору себе подчиняет.

Тотчас велела седлать коня, — Гольгун, ее любимец, был на пастбище, подвели ей другого скакуна, — вскочила на него и полетела вперед, распространяя весенние ароматы, блистая красотой, словно серебряный кумир, изукрашенный драгоценными каменьями. Она гнала вверх коня по кручам, тот высекал искры из-под копыт и взбирался все выше и выше.

Фархад Сокрушитель Гор продолжал вгрызаться в гранитную скалу, как вдруг увидел подле себя рубиновые уста и агатовые очи, — едва сознания не лишился. А сладостная Ширин уж протянула ему чашу, полную молока, чтобы он испил и освежился: нет слаще питья, чем из рук любимой! Но долго Ширин не задержалась: сказала приветливое слово и назад повернула коня, да тот, бедняга, привыкший ходить по бархатным лугам, так устал от горного бездорожья, что зашатался и готов был рухнуть наземь вместе с прекрасной всадницей, но Фархад удержал его за гриву, перехватил Ширин и на руках отнес ее назад в замок, столь бережно, что ни единого волоска на ней не потревожил. Положил красавицу на ковер в ее покоях, а сам тотчас вернулся в горы, снова взялся за кирку, принялся за свой смертельный труд.