Неодолимая любовь: Иранский романтический эпос

В назначенный день прибыла Ширин, словно невеста дня, взошедшая на бирюзовый трон неба, и царь, встречая ее, явил океан даров столь богатых и пышных, что ни сосчитать, ни описать их невозможно. Там была тысяча верблюдов в звонких браслетах на сильных ногах, тысяча лучших коней с заплетенными гривами, унизанными самоцветами, табун мулов, тысячи прекрасных рабынь, множество красивых мальчиков-слуг, несущих ларцы с драгоценностями, ковры, ткани… Был там и десяток роскошных паланкинов, в которых в те времена ездили знатные женщины, а один из них — весь золотой, узорчатый, сверкающий — годился бы самой луне небесной.

Все обряды, все правила постарался соблюсти царь Хосров, и свадьба получилась торжественной и прекрасной. Подобная цветущей весне, вошла Ширин в обиталище Хосрова, ей навстречу выступили мудрые мобеды, хранители веры и порядка, а царь молвил им:

— Вот та, кого избрал я в супруги, она чиста и достойна престола, она небом предназначена мне: сочетайте же нас брачными узами!

И старший мобед взял Ширин за руку, произнес все положенные слова, назначил за Ширин выкуп, получил согласие Хосрова и объявил луноликую красавицу его женой.

Тут закипел веселый пир, загремела музыка, вознеслись к небу славословия царю и царице, зазвучали клики заздравные. Ширин так и расцвела от радости, стала еще краше. Она обратила на царя свой сияющий взор и молвила, вложив в слова глубокий смысл:

— Прими и испей эту чашу мою, да будет она для тебя всегда сладостной, дабы ты позабыл обо всем, кроме сладкой Ширин!

Этими прекрасными словами она как бы призывала царя к благоразумию и здравомыслию, давала понять, что в ночь свадьбы жениху не пристало увлекаться винопитием, ибо хмель от вина и любовное опьянение несовместимы. Это наставление, облеченное в столь изящный наряд, пришлось по душе шаху Хосрову и он воскликнул:

— Веление кумира — закон!

Но как в праздничный день обойтись без кубка с вином? Здравицы звучали одна за другой, мелодии Барбада сменялись напевами Накисы, призывно звенели золотые кубки — и царь всё прихлебывал и прихлебывал хмельную влагу, с каждым глотком становился всё пьянее, так что после полуночи, когда настала пора жениху отправиться в покой невесты, рабам пришлось нести его туда на руках… Ширин увидела, что ее супруг в хмельное беспамятство впал, совсем собой не владеет, не стала первой ночью рисковать, придумала хитрый ход. При ней жила одна старая родственница, злобная и безобразная, словно дряхлая волчица. Была она вся сгорбленная, высохшие груди болтались чуть ли не до колен, щеки сморщены, нос крючком, руки точно сучья сухие, — ее-то и послала Ширин к Хосрову на ложе вместо себя, чтобы проверить, насколько опьянел царь, способен ли он отличить луну от тучи?

Старая карга — а она была очень ловкая, несмотря на преклонные годы, — змеей проскользнула под царский полог, взобралась на ложе, а царь совсем пьяный лежит, глаз не открывает. Однако же и сквозь сомкнутые ресницы разобрал, что это не куропаточка нежная к нему слетела, не газель стройная, не птица счастья, а какая-то облезлая ворона, словно его луна обратилась в дракона, изрыгающего дым зловонный.

«Прости Господи, это мне снится или в пьяном бреду видится?.. — в ужасе подумал он. — Как же это моя сладостная роза могла в такого змея обратиться?!» И еще всякие мысли безумные полезли ему в хмельную голову, хватил он ведьму по башке, стал на помощь звать, старушонка тоже завопила, так что Ширин поняла, пора ей вмешаться. Она вышла из-за семи завес, блистая всеми семью прикрасами*, затмевая собой светила небесные, источая волшебные чары. Нет таких слов, сравнений таких не найти, чтобы описать ее прелесть и красоту, — она была несравненной и бесподобной, просто самой собой была. И царь невольно стал протирать глаза, ослепленный ее сиянием, и понял, что эту невесту ему послало небо.

Целые сутки провели они в страстных лобзаниях и пламенных ласках, пока не забылись сладким сном, словно нарцисс рядом с фиалкой, словно два прекрасных павлина. А на вторые сутки поднялись, совершили омовение и молитву и вышли к друзьям, уже окрасившим праздничной хной ладони и кончики пальцев. На радостях Хосров выдал замуж любимых прислужниц Ширин за своих приближенных, а самую пригожую из них — Хомаюн — отдал Шапуру, которому вручил также бразды правления былым царством Михин-бану. А сам стал управлять всею иранскою державою справедливо и мудро, склоняя слух к мудрым советам Ширин, наслаждаясь ее присутствием, вкушая радости бытия и даря их другим.

Совместное царствование Хосрова и Ширин

И потекли у венценосных супругов дни за днями в счастье в благоденствии. Ширин была женщина мудрая и уравновешенная, а хозяйка — рачительная, страна процвела, подданные возносили молитвы за царя с прекрасной царицею, словом, все было хорошо.