Неодолимые

Украинская весна поразила обилием красок, буйной растительностью и каким-то необычно синим весенним небом. Над цветущими садами, над раздольной степью и быстрой рекой чуть не до рассвета звенели песни, стоял крикливый птичий гомон. На полях деловито гудели трактора, покачивали солнечными шапками подрастающие подсолнухи, в воздухе стоял тугой пчелиный гул.

Знакомство с бригадой было коротким и деловым. Первая встреча со штабом оставила у командира хорошее впечатление. Расположил к себе малоразговорчивый, неторопливый, деловитый начальник оперативного отделения Иван Самчук, аккуратный, во всем пунктуальный. Понравились немного застенчивый заместитель по тылу — капитан Юрий Андриец и степенный начальник политотдела — старший политрук Григорий Марченко.

Офицерам штаба новый командир тоже пришелся по душе. Энергичный, волевой, справедливый и, несмотря на свою громкую славу Героя, до удивления прост. Они еще и не подозревали, что через месяц война даст им всем фронтовую прописку, с которой пройдут горящими дорогами по Украине, что всех их, рядовых, старших политруков, капитанов, полковников, война навечно запишет в дружное фронтовое братство, братство, которое давало однополчанам лишь одну привилегию — сражаться за Родину, умереть за Отчизну.

А пока все они осваивали новую военную профессию десантника. Прыгали с парашютами с неуклюжего ТБ-3, учились владеть холодным оружием, метко стрелять на ходу, умело использовать окружающую местность.

Прыгать с ТБ-3 десантники вообще-то не любили. Многие считали ее громоздкой и неуклюжей машиной и даже побаивались. Остряки ее окрестили даже «братской могилой». И поэтому, когда комбриг вместе с другими командирами поднялся в воздух, чтобы совершить свой тринадцатый прыжок, кто-то пошутил: «Несчастливое число, товарищ комбриг». — «Наоборот, — ответил полковник, — мне тринадцатое число счастье приносит».

Война в Первомайск пришла неожиданно. Нельзя сказать, чтобы десантники Родимцева не чувствовали ее приближения, и все же явилась она нежданно-негаданно.

2

Рано утром 22 июня, когда комбриг появился в штабе бригады, оперативный дежурный по-уставному доложил: «За время моего дежурства в бригаде никаких происшествий не произошло. — И немного приглушенно добавил: — Сегодня в четыре часа утра немецко-фашистские войска нарушили границу СССР. Из штаба округа никаких приказов не поступало».

Комбриг молча, изучающе посмотрел в глаза молодому дежурному, словно хотел в них прочесть ответ на волновавший его, опытного командира, видевшего фашизм не в кино, а глаза в глаза, вопрос: как могло случиться, что за какие-то десять лет фашизм набрал такую силу?..

Значит, война. Что она сулит ему, молодому комбригу, совсем недавно вступившему в командование крупной частью? И самое главное — что несет она его стране, соотечественникам?

По сравнению с другими командирами у Родимцева было некоторое преимущество. Он уже успел понюхать пороху, увидеть смерть, познал горечь поражений и радость побед. Он уже встречался с врагом не за учебным ящиком с песком, а на поле боя, узнал его коварство, его силу, приемы, его мощь и слабость. Но ведь это было в Испании, четыре года назад. А теперь враг здесь, в центре России. И тогда в его подчинении были десятки людей, а теперь он комбриг.

Справится ли? Не только за себя теперь держать ответ, а за сотни людей. Тяжелая ноша, да пасовать не время — враг на пороге родного дома.

3

Гитлеровская армия наступала нахрапом. Враг огнем расписывался в русских селах, сжигал белорусские деревни, угонял украинских парубков и девчат в неметчину, рвался к жизненно важным центрам страны. А бригада Родимцева стояла на месте, в своем гарнизоне в Первомайске. Приказ оставался один — готовиться к предстоящим боям, совершенствовать воинское мастерство. Это были томительные, терзающие сердца дни как для бойцов, так и для командиров. Десантникам казалось преступлением сидеть в такое время сложа руки, заниматься мирной учебой. Уже совсем рядом движутся танковые армады гитлеровцев, льется кровь боевых товарищей, а они прохлаждаются на учебных полигонах.

Зачастили к комбригу офицеры, прося, умоляя отправить на фронт, перевести в действующую часть. И ни на одного полковник не прикрикнул. Только желваки начинали двигаться на скуластом лице да все чаще вырывалась привычная для командира присказка: «Шайтан побери!»

— Да погоди, навоюемся еще, — охлаждал он пришедшего нетерпеливца.

— Мочи нет ждать, — смягчаясь, продолжал десантник.

— Вот это плохо, что сил нет. Копи их, — лукаво улыбался полковник. — Пойди попрыгай с парашютной вышки, вот и успокоишься.

Только дома, оставаясь один на один, он вспоминал о любимой жене Катерине, оставшейся в Москве с двумя дочурками Ирой и Наташей, и так же, как все, мучился оттого, что уже больше двух недель бригада сидит без дела. «Что они там, забыли, что ли, о нас?» Только воинская дисциплина, натренированная выдержка давали силы оставаться спокойным, держать себя в руках, молчать, хоть и хотелось кричать.