Неодолимые

На коротком собрании решили разослать офицеров связи в предполагаемые районы переправы частей дивизии с задачей собрать всех вместе. Томительно тянулись часы ожидания. Переживая о случившемся, Родимцев в душе верил в своих десантников, ждал, когда они снова построятся и он, командир гвардейской дивизии, снова поведет в бой своих неустрашимых ратников.

И вдруг приказ. В оперативном отделе армии посчитали, что дивизия не боеспособна, и передали штаб, политотдел вместе с начальниками служб и родов войск в распоряжение Сталинградского фронта.

Штаб отделяли от боевых частей дивизии.

— Поторопились они, — показывая оттопыренным пальцем руки куда-то вверх, сердито проворчал комиссар Зубков. — Дивизия-то собирается.

И действительно, за три дня в Ермаковку стянулись все вышедшие из окружения гвардейцы Родимцева. И пришло их немало. Не видавшие друг друга почти полмесяца, друзья обнимались, расспрашивали об однополчанах, горевали по погибшим. Это были закаленные, возмужавшие в боях воины. За год войны им довелось не только отступать, но и основательно потрепать врага. И сквозь огонь они прошли, и сквозь воду. Куда теперь?

— Командир, надо сохранить дивизию, — решительно заговорил с Родимцевым комиссар. — Война, судя по всему, ни сегодня, ни завтра не закончится. И бросаться такими людьми грешно. Едем в Сталинград, в штаб фронта. Вместе с дивизией воевали, теперь нам выпала доля постоять за дивизию.

Часть четвертая ВОЛЖСКИЕ ПОБРАТИМЫ

1

После изнурительных боев, походной жизни, проходившей под аккомпанемент разрывов бомб и снарядов, Сталинград показался Родимцеву и Зубкову глубоким тылом. Совсем по-мирному позвякивали на поворотах старенькие трамвайчики, похлопывали двери магазинов, спешили на очередную заводскую смену рабочие, пестрели театральные афиши, сообщавшие о репертуаре театра оперетты. Трудно было поверить, что гитлеровцы прорвали нашу оборону в излучине Дона и что не пройдет и двух месяцев, как они будут здесь, на городских улицах, дойдут до Волги.

Три дня комдив с комиссаром обходили кабинеты штаба фронта, просили, ругались, умоляли сохранить в полном составе их родную 13-ю гвардейскую дивизию. Но в ответ слышали короткие ответы: «Приказ есть приказ», «Это не в наших силах», «Не время сейчас рассуждать». И когда уже совсем было отчаялись отстоять свою правоту, пришло долгожданное распоряжение: «Дивизия в полном составе переходит в резерв Ставки Верховного Главнокомандующего».

Радостное известие было омрачено переводом в другие соединения боевых товарищей. Здесь же, в Сталинграде, комдив распрощался со своим боевым побратимом комиссаром Зубковым. Командование посчитало, что накопленный комиссаром в первый год войны боевой опыт может быть использован на более высоком посту. Перед отъездом в дивизию комдив и комиссар крепко обнялись, пожелали друг другу долгой жизни, договорились встретиться после Победы и разошлись. Разговаривать долго и понапрасну они не любили и совестились. Вот и сейчас при прощании вроде бы и хотелось сказать друг другу что-то теплое, задушевное, вспомнить потерянных друзей, но язык почему-то не поворачивался.

— Ну бывай, комдив, береги дивизию, — попрощался наигранно-весело Зубков.

— Постараюсь, а ты уж не теряйся из виду.

Так и разошлись.