Читаем Неодолимые полностью

С той осенней ночи, как переправились в Сталинград, Родимцев больше двух-трех часов в сутки не спал. А сейчас совсем ни на минуту не мог прилечь — ждал известий от сержанта, ушедшего в четырехэтажный дом на нейтральной полосе. Вопросы вереницей осаждали его. Вторые сутки никаких известий. Неужели погибли? Если же живы, то почему весточку не подали? Ведь рядом же этот распроклятый дом, рядом совсем… метров двести всего. Люди не пришли, а кто виноват? Порой уйдет человек в бой — и как в воду канул, никаких следов. И пиши, писарь, горькую бумагу — «без вести пропал». Одна мина попадет в шлюпку на переправе — и та в щепки. Война есть война, кто здесь будет проверять. Она одна ответчица; жестокая, неумолимая.

— Тихон Владимирович, сколько человек в дом послали? — обратился Родимцев каким-то виноватым голосом к начальнику штаба.

Тот словно ждал вопроса.

— По докладу командира полка — четверых.

— Ерунда, разве вчетвером можно захватить такой дом?

— Да я тоже так считаю, товарищ генерал, да людей нет, во взводах бойцов по пальцам пересчитать можно.

— И все же готовь новую группу и вооружение покрепче. Нужно вырвать у немцев этот дом, дорогой Тихон Владимирович, вот так он нужен… — генерал провел ребром тяжелой руки возле кадыка.

Удивительное дело — расстояние. Порой сотни километров промелькнут незаметно, словно дорогу перешел, а другой раз и сотня метров длиной в год покажется. Вроде бы рядом цель пути, перед тобой, ну прямо на ладони лежит, а попробуй достать — обожжешься. Это хорошо усвоил санинструктор Калинин, вторично отправляясь в опасный путь к мельнице.

Почти час добирался санинструктор к своим. Он уже приспособился к автоматным и пулеметным очередям. Полз осторожно, прижимаясь к растерзанной, заваленной щебнем земле. Замирал лишь тогда, когда небо прочерчивал огненный свет ракеты. «Только бы не заметили, только бы не заметили», — шептали потрескавшиеся губы. Нет, не за себя, не за свою жизнь беспокоился гвардеец. Хотя кому хочется помирать в девятнадцать лет. И он, Калинин, почему-то с горечью вспомнил частые теперь в разговорах оправдательные слова: «Война, на то она и война, чтобы убивать». Кто ее только выдумал, эту распроклятую войну? Но он должен дойти не ради себя — ради тех, что остались дома. Надо выжить, выжить и победить. И санинструктор полз и полз вперед. С каждым метром в него вселялась уверенность, что он обязательно доберется до своих, до родной мельницы, которая в своих развалинах приютила сразу четыре наблюдательных пункта — роты, батальона, полка и дивизии. Неожиданно повеяло речной прохладой. «Волга рядом», — обрадовался Калинин и неожиданно для себя свалился в небольшой окопчик. В то же мгновение он почувствовал, как кто-то крепко придавил его тяжелым сапогом к земле, резко вырвал автомат.

— Держи, Сашко, эту гадину, сейчас подсоблю, — услышал он над собой чей-то приглушенный хрип.

И родные русские слова показались Калинину в эту минуту такими ласковыми, такими добрыми, что он даже расчувствовался:

— Что же это вы, бугаи, щекочете меня?

— Помалкивай, а то расхохочешься от нашей щекотки.

Они грубовато поставили его на ноги и, подталкивая в спину, повели к щербатому зданию мельницы.

В штабе батальона Калинин появился весь в грязи, без пилотки, кусок надорванной и замызганной полы шинели волочился по битому кирпичу.

— Кто такой? — мрачно метнул взгляд комбат.

— Санинструктор Калинин из дома Павлова.

— Откуда, откуда?

— Из дома Павлова, — устало повторил связной.

Удивление комбата было понятным. Ни в одном донесении, ни на одной карте не значилось такого здания. И только теперь комбат сообразил, что это тот самый «проклятущий Дом специалистов», о котором вторые сутки его допекал и командир полка, и сам Родимцев и который группа разведчиков его батальона окрестила именем сержанта Павлова.

Комбат немедленно связался с командиром полка Елиным:

— Товарищ полковник, есть связь с группой Павлова. Живы гвардейцы, воюют.

— Готовь штурмовую группу и сегодня же ночью отправь, — ни секунды не раздумывая, деловито распорядился Елин.

«Ишь, как спокоен, — подумал комбат, — а сам небось вспотел от радости».

А Елин в этот момент уже докладывал радостную весть комдиву. Он сообщил и о том, что прибыл связной и что группа разведчиков удерживает дом. Доложил и о том, что сегодня в ночь уйдет к дому Павлова на подмогу штурмовая группа лейтенанта Афанасьева.

— Добро, — устало отозвался комдив.

— О прибытии группы на место доложить?

— Не обязательно, — улыбнулся в трубку генерал. — Завтра с утра фрицы сами доложат нам, как их там встретят.

16

Никто не ложился спать в эту ночь. Комбат Жуков хлопотал, собирая в нелегкий путь группу лейтенанта Афанасьева. Проверял оружие, снаряжение, запас продуктов. Он подходил к каждому, уходящему в дом Павлова, заглядывал в глаза, похлопывал по плечу: «Не посрамите, ребятки». Командир полка Елин колдовал над своей потертой картой, прикидывая, какую пользу принесет его полку скромный четырехэтажный дом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары