Эпоха XII–XIII вв. обладает чарующим воздействием на воображение. Бесчисленные мифы и легенды, полные исторических подробностей, словно по взмаху, зазвучали из всех земель. Забытая технология совмещения истории с мифом возродилась загадочно, спонтанно, вдохновенно. Сказания бриттов и лэ о Мерлине, короле Артуре и Круглом столе, пришедшие через уста кормилиц и жонглеров, покорили Францию, потом Европу. И явились сказители: Уэйс, что из Джерси, Мария Французская, Тома и Беруль, Кретьен де Труа, Роббер де Борон и прочие. Они искусно плетут паутину артурианских романов о поиске Грааля на основе реальных событий и персонажей, взятых большей частью из V столетия от Рождества Христова, в самом начале эпохи Меровингов, во времена крещения Хлодвига. «Книга о Граале» – это не что иное, как Книга Блэза. В ней происходит то, что Блэз услышал от Мерлина и написал в книге, где написано, что Блэз услышал от Мерлина и написал в книге… И книгу эту чувствуют и понимают, кладут на пергамент, и она – чистый симулякр – обретает ракурс некоего оригинала. Она сама по себе – дар, который граф Филипп Фландрский преподнес Кретьену де Труа, и тот поведал об этом в прологе.
Сквозь леса символов, населенные единорогами, василисками, грифонами, путешествуют странствующие рыцари. В сказочном Логрском королевстве легко заблудиться. Передвижения рыцарей, как и топография королевства, следуют странным законам деформаций. На неразличимых тропинках взаимозаменяемых мест, меж замков, что названы, но никак не расположены, маршруты рыцарей пересекаются и совпадают причудливым образом; и каждый рыцарь движется, сокрытый латами. Друзья не узнают друзей и с ними бьются, они меняются доспехами, их считают убитыми и принимают за других.
В этих путешествиях проверяется рыцарский характер и проявляется рыцарская этика поведения. Когда рыцарь погибает, в легендах и сагах сохранялось его имя – символический знак. Символ – это, прежде всего, сократительный знак. Символ возникает для идентификации и персонализации, он уникален, неповторим, обмену не подлежит. Однако, едва оформившись, символ утрачивает свою исходную персонификацию. Новые рыцари принимают или присваивают имя-знак и тем самым клонируют его без ограничения. Их мирские поступки могут не только дополнять, но даже полностью изменять смысл символического имени.
Символы изменяют своему значению легко и пластично. В конце концов, пройдя через многие руки, символическая функция имени-знака стирается. Знаки теперь могут цепляться за первую попавшуюся связь с любым предметом, с любым замыслом, с любой мыслью, производя новые образы, метафоры и аллегории. Этот дайджест сам по себе теряет смысл, становится пустой забавой.
Но тут, вдруг, происходит нечто странное. Сама собой формируется иерархия знаков. И это указывает на присутствие некоторого организующего начала, которое вне знаков и вне правил их обмена. Это организующее начало – вне предметного и вне динамического планов реальности. Оно – в символическом плане. Гавейн непревзойден, но он равен Ивейну. Иное дело король Артур. Он всегда над игрой, подобен Богу. Он возводит в рыцарское достоинство, но рыцарству никак не принадлежит, он не состязается на турнирах, он щедр, доброжелателен, бездеятелен. И он присутствует в каждом рыцарском действии. Артур – не просто знак, но единственный, всё соединяющий символ. В одном ряду с ним чаша Грааля и Остров Авалон. Они всегда вместе. Остров Авалон – то место, где предположительно похоронены (сохранены) король Артур и чаша Грааля.
Эпоха Высокого Средневековья была пропитана культом символов. Символическое толкование всему находило смысл. Так, из поучений преподобного отца аввы Дорофея мы узнаем назидательное значение монашеских одежд: куколь, подобно детскому чепчику, выражает незлобливость и незлопамятность инока, пояс – готовность к подвигу, а также умерщвление плоти, коль скоро он изготовлен из шкуры мертвого животного. А вот шарф на шее византийского эпарха символизирует длинный ряд его трудов, белый конь – возвышенность и добродетель, желтые сапоги – светозарный путь. Всякой детали находилась своя правдивая и точная интерпретация.
Феодализм – мир жестов и символов.
Каждая вещь со своими разнообразными свойствами может быть символом множества других вещей, и одно и то же свойство может обозначать различные вещи. Это связное восприятие создает образ мира, пестрый и строгий в своем единстве и внутренней обусловленности благодаря тому, что символ многослоен.
Средневековое мышление воспринимает абстрактные понятия столь же осязаемо и конкретно, как чувственно постигаемые вещи. К примеру, если существуют теплые дни, теплые руки или теплые камни, то есть и собственно теплота – самая теплая вещь на свете. Возьмем для примера фразу из артурианского цикла:
Эта фраза имеет строгий символический смысл: