Неофеодализм

«Сотрудничество – это то, как мы создаем материальные ценности: как мы печем пирог. Конкуренция – это то, как мы получаем материальные ценности: как мы отрезаем свой кусок пирога. Значимость юридических границ компании теряется (так выгоднее создавать), но не исчезает (пирог надо делить). Матричные организационные формы развиваются (так выгоднее создавать), но вступают в противоречие с инстинктами примитивного человека и, часто, проигрывают (пирог надо делить). Информация становиться открытой (так выгоднее создавать), но информационный разрыв между ”по священными” и ”непосвященными” растет со страшной быстротой. Только информация, полученная с опережением, позволяет выгодным образом пирог поделить».

Информация лишь в тот момент представляет реальный интерес, пока она известна только узкому кругу избранных. Так называемые хеджевые фонды (от англ, hedge – ограждение) появились в XX веке с целью задержать распространение информации и оградить богатых инвесторов от рядовых клиентов банков и от государственного контроля. Это пример возвращения средневековых представлений о замке, высокие стены которого обеспечивают безопасность и процветание. Сегодня эти феодальные стены всё чаще появляются на пространствах виртуальной, информационной реальности.

Поборники накопления информации понимают, что их одурачили, что важна не столько информация сама по себе, сколько своевременность информации, ее контекст, ее трактовка. Информация есть, прежде всего, живая субстанция. Информация обретает жизненное начало в эмоциональных интерпретациях. Эмоциональная трактовка всегда сиюминутна, но при этом способна оказывать влияние на реальность. Эта возможность влияния на реальность есть основа коммерческого успеха и основа власти. Поэтому обработка эмоциональной и чувственной информации оказывается в центре общественного внимания. Такое новейшее отношение к информации как к чувственной субстанции оказывается вполне «в духе Средних веков».

Тоталитаристы от кибернетики уже наделили машины, с которыми они работают, чувственным началом. Они даже не рассматривают предположения о том, что информационные потоки лишены жизненного начала. Они скорее готовы допустить, что машинам присущи собственные мысли и амбиции. И это уже совсем не та объективная информация индустриальной эпохи, которая существует вне зависимости от человека. Это не та информация, которая сводится к энтропии и ничем не отличается от кирпича, встроенного в кладку и обладающего потенциальной энергией. Мы оказываемся в самой гуще потока чувственной и эмоциональной информации и дезинформации. В таком положении значение приобретает информационный фон – легко узнаваемый цвет, ритм или образ. Одним словом, – символ. И этот фон распространяется поверх всех барьеров. Сегодня информационный фон объединяет и синхронизирует всё, от революций до очередей у магазинов в день первой продажи раскрученного товара.

На фоне информационных войн происходит радикальная трансформация корпоративной культуры. Организации последнего поколения индустриального капитализма, по образному выражению Томаса Питерса, представляли собой «флотилию кораблей или стаю дельфинов». Они превратились в «кипящие спагетти». Сетевые организации похожи больше на лианы, чем на шахматное поле. Сетевая сложность – вот новая феодальная стена, которая надежно отделяет лордов от сервов. Новые лорды – те, кто владеет поисковыми системами, сетевыми ресурсами и цифровыми облаками. Они, владельцы удачных сетевых фьевов, получают растущий день ото дня доход от тех оброков, которые платят пользователи ресурса – новые крестьяне.

Крестьяне и лорды виртуальных пространств («Peasants and Lords of the Clouds») – это современная реальность.

В новой реальности лучше следовать средневековым инстинктам, чем линейной логике индустриального капитализма. Стереотипы феодализма возвращаются. В сети каждый ощущает себя «своим среди чужих и чужим среди своих», в корпоративной паутине всякому понятен девиз «мой процесс – моя крепость», а на поле конкурентной борьбы – «один за всех, все за одного и каждый сам за себя».

Мы представляем себя не столько в массе, сколько в стае.