Неоновая библия

Когда закончилось, все захлопали. Тетя Мэй пробралась сквозь толпу женщин, которые хлопали ее по спине, подошла и подсела к нам. Она пыталась каблук на туфле поправить, он у нее отстал. Но тот вставать на место не желал, и поэтому Тетя Мэй сидела с Мамой, и они разговаривали. Теперь уже на полу стало много танцующих женщин, они старались не зашибить малышей, которые между ними бегали и путались под ногами. Тетя Мэй тоже на них смотрела, и я знал, что каблук ее очень огорчил.

Мимо того места, где мы сидели, прошли женщины с большими стаканами белой пены, которая у них переливалась через край. Ни на каком празднике в городке пиво обычно не наливали, и Тетя Мэй сказала, что его прислал управляющий завода из столицы, где имелась пивоварня. Велела мне сходить и принести ей стаканчик. Мне едва удалось пробиться к столу, где его раздавали, столько женщин и малышни вокруг него толпилось. Тетя Мэй взяла стакан и сделала долгий глоток, а потом взгляд у нее сделался далекий, и она отрыгнула.

Настало уже почти десять часов. Почти все пиво выпили, но многие еще танцевали. Малыши спали на станках, ноги у них свешивались с краев. Женщины останавливались возле нас и говорили Тете Мэй, что это лучший праздник с тех пор, как они были совсем девочками. Немного погодя оркестр заиграл вальс, и Мама спросила, не хочу ли я потанцевать. Я раньше никогда не танцевал, но у нас получилось не слишком худо. Мама умела хорошо, поэтому она вела за мальчика. Я вытянулся уже почти до нее ростом, поэтому не знаю, как мы с нею смотрелись.

Какая-то женщина подошла туда, где играл оркестр, и спросила, умеет ли кто-нибудь петь. В городке у нас не пел никто, кроме одной женщины у проповедника в церкви, но у нее был такой высокий голос, что никому не нравился. Флора – та женщина, что с Тетей Мэй танцевала, – вышла к оркестру с другой женщиной и сказала, что контролер мисс Геблер ей говорила, будто раньше пела. Все посмотрели в нашу сторону. Тетя Мэй ответила: нет, она уж много лет как не поет и они ее за это возненавидят, но все стали ей говорить: да ладно, давайте, а то мы по домам сегодня не разойдемся. Так они ее поуговаривали какое-то время, а потом Тетя Мэй сказала хорошо, и я с самого начала понимал, что она согласится, как только ее в первый раз попросили. Тетя Мэй выпила несколько стаканов пива, поэтому я даже не знал, что́ она станет делать. А она сняла туфли – из-за каблука – и подошла к оркестру, и где-то с минуту с ними поговорила.

И заиграло пианино – несколько нот. Тетя Мэй кивнула. Запумкал большой контрабас, и пианино завелось снова вместе с банджо. Тетя Мэй развернулась.

Сент-луисская деваха – в побрякушках руки все –
Моего парня окрутила фартуком во всей красе…[19]

Труба выдула несколько нот, и прозвучали они очень здорово. Тетя Мэй тоже здорово пела. Я и не знал, что она так умеет. Голос у нее был лучше, чем я вообще когда-нибудь слышал не в кино. Я посмотрел на Маму, а она смотрела на Тетю Мэй, и глаза у нее все намокли. Женщины не спускали с нее глаз. Никто у нас в долине слыхом не слыхивал, чтоб такие песни пели не по радио.

Тетя Мэй допела, и все засвистели и захлопали. Хотели, чтоб она спела еще, но из тех песен, что она знала, оркестр умел играть только «Боже, благослови Америку», поэтому она ее спела. Эту песню тогда все время по радио передавали, и все второй раз ее спели с нею вместе. А когда все кончилось, женщины столпились вокруг Тети Мэй и принялись ее обнимать. Она плакала, когда выбралась туда, где мы были.

Пока шли вверх по тропе домой, опустилась прохладная летняя ночь. Какая бы жара днем ни стояла, по ночам на горке было прохладно. Тетя Мэй не переставала говорить, пока мы шли домой с завода после того, как все закончили с нею разговаривать, и мы наконец оттуда улизнули. Вышли мы уже после полуночи и уходили последними, если не считать ночного сторожа. Времени почти час ночи. Наверху впереди я уже видел наш дом, и в нем горел свет. Мне бы в постель уже, но Тетя Мэй шла медленно. И вот едва мы ступили во двор и у нас под ногами захрустел шлак, Тетя Мэй повернулась и посмотрела вниз на городок, и взяла Маму за руку.

– Знаешь, я никогда не думала, что буду здесь счастливой.

А потом оглядела горки и все ночное небо.