Неоновая библия

Меж тем Тетя Мэй каждый вечер ездила со стариком и контрабасом в кузове. Они прославились на всю нашу часть штата. Когда солдаты возвращались домой в увольнительные, они женились на тех девушках, кому в городок писали письма. Многих девушек, кто и не рассчитывал замуж попасть, просили за них выйти солдаты, вернувшиеся на две недели домой, а девушки их еще со школы знали. Тетю Мэй и оркестр много на какие свадьбы звали в нашей округе. На свадьбах люди-то обычно не танцевали, как в кино. Если тебя венчал проповедник, этого нельзя, но всем нравилось просто сидеть и слушать оркестр и Тетю Мэй. Мы с Мамой ходили на многие свадьбы, куда иначе б нас ни за что не позвали. Мама мне сказала, что Тетя Мэй и половины тех денег за пение под оркестр не получает, какие ей бы следовало платить, но я-то знал, что ей такое просто нравится, и она, скорее всего, пела б, даже если ей ничего бы и не платили.

А Мама тревожилась из-за писем, какие ей присылал Папка. Он был в самом пекле боев в Италии. В одном письме сообщал, что живет на старой ферме, которой где-то тысяча лет. Писал об оливах, и я поневоле задумался, потому что оливки я всегда видел только в бутылке, целиком или с чем-то красным посередке, но не подумал бы, что они могут где-то расти. Еще он сказал, что прошел по Аппиевой дороге, а это очень знаменитая дорога, про которую я в учебнике истории читал и смогу теперь об этом рассказать своему учителю. Нигде солнце красивее не светит, писал он, чем в Италии. Здесь оно ярче и желтее, чем он вообще видел, гораздо ярче, чем бывает у нас в долине посреди лета. И еще он видел, где живет Папа, а про него я слыхал много раз, когда по радио проповедник выступал вместо «Эймоса и Энди», которые мне нравились. И пляжи здесь тоже славные, говорил Папка. Когда вернется, он меня возьмет на океан, потому что я никогда туда не ездил, и я тогда сам смогу увидеть, какой бывает пляж, если на него волны накатывают. В конце же он сказал, что скучает по всем нам больше, чем он вообще воображал.

Все его письма Мама хранила в жестяной коробке на кухне над ледником. Тетя Мэй читала их все дважды или даже больше, особенно те, где он описывал, какая Италия красивая. Тетя Мэй говорила, что ей туда всегда хотелось съездить и увидеть Рим и Милан, Флоренцию и реку Тибр. В одном письме Папка прислал несколько фотографий каких-то итальянцев. На вид здоровые, и даже старуха на снимке какой-то большой тюк тащила. На одной картинке Папка стоял между двух итальянских девушек. Ни у кого из девушек у нас в долине таких густых черных волос не было, как у тех. Мама, увидев этот снимок, улыбнулась, да и я тоже. Папка у нас такой серьезный, что смешно видеть, как он стоит и улыбается, обхватив двух девушек руками. А Тетя Мэй рассмеялась, когда тоже увидела, и сказала:

– Ох ты ж, как он, должно быть, изменился.

В школе у Мисс Мор у меня дела шли неплохо. У нее я учился последний год. Весной закончу шестой и пойду к Мистеру Фарни. С Мисс Мор мы везде на экскурсиях побывали. Обойдя всю нашу долину, поехали в окружной город и посмотрели на здание суда. Своего автобуса у нашей школы не было, потому что всем, кто жил у нас в долине, добираться до школы легко. Труднее гонять автобус на горки, так что все просто ходили пешком. Ради той одной поездки в окружной город Мисс Мор заставила штат прислать в школу автобус. Зайдя в него, все сказали: «фу», потому что там скверно пахло. Мне показалось, что я уже знаю этот запах откуда-то, и я призадумался, а потом вспомнил дыхание Миссис Уоткинз. От нее пахло точно так же.

Я всегда считал, что Мисс Мор глуховата. Знаю, что еще кое-кто думал так же, но никому об этом ничего не говорил, потому что разговоры такие до нее постоянно как-то доносились. Когда мы забрались в автобус и все сказали: «фу», Мисс Мор не сказала ничего. Только уселась на переднее сиденье и нос наморщила. Попросила шофера открыть окна, а он ответил, что они запечатаны, потому что какие-то дети пытались из них выпрыгнуть, когда автобус тронулся. Сроду меня так в автобусе не трясло вверх и вниз, как в тот раз. Даже когда малейшая кочка попадалась, всех подкидывало – «эк». Мисс Мор заставила нас там песни петь, которые мы учили в школе. Из-за автобуса все долгие ноты звучали как «эк-эк-эк-эк-эк-эк-эк», а вовсе не гладко, как полагается. Кое-кто из дурных мальчишек, которые сидели сзади, начали петь другие слова, которые они сами сочинили. Где-то весь последний год я уже понимал, про что они поют. А Мисс Мор их не слышала и, когда мы умолкли, сказала:

– Это было славно.