Потом война закончилась. В газете печатали заголовки шести дюймов в высоту, а в аптечной лавке бесплатно раздавали шутихи, которые все запускали с Главной улицы. Стояло лето, и у нас в долине было жарко. Летом тут вообще ни ветерка. Просто тишь и жара. Я сидел на крыльце и слушал шутихи в городке внизу. Слышно их было по всей долине, аж из окружного города. Настал вечер, и весь городок вспыхнул огнями, кроме тех нескольких домов, где мужчин убили, вроде нашего. Я мог их вычислить, не сходя с места. Большой серый на Главной улице, где у женщины убили мужа в Германии, маленький и старый, где жила цветная женщина – у нее сына убило на каком-то острове, один-два чистых белых с той улицы, где жили богатеи, дом на холме напротив нашего, где убили брата старой служанки: он был не женат и жил с нею, – и еще несколько, про которые я ничего не знал, а только видел темное между всеми остальными огнями.
Ночью тогда было так же, как днем, жарко и тихо – даже на горках. Я слышал, как снизу, из городка громко играет радио. Кое-кто слушал бейсбол, но большинство – новости об окончании войны. Наше радио играло наверху – Мама и Тетя Мэй слушали его там, но передавали какие-то вальсы откуда-то из Нью-Йорка. Внизу на улицах люди еще ходили друг к дружке домой или встречались прямо на дороге и смеялись. Библия у проповедника горела, как обычно. Однажды во время войны у нас в долине проводили учения, как при авианалете, и у него были неприятности с шерифом, потому что он ее выключать нипочем не хотел. Проповедник, наверное тоже радовался, что война закончилась. Пока она длилась, к нему мало кто ходил на службы – даже те, кто с ним остался после суматохи с Бобби Ли.
Назавтра бельевые веревки у всех заполнились постельным бельем и рубашками мужей, братьев и сыновей, которые возвращались домой. А к Рождеству многие уже и вернулись. У всех родились детки от тех девушек, на ком они женились в увольнительных. Все новогодние елки себе поставили, кроме нас и тех других домов, где тем вечером, когда закончилась война, не горели огни. У них до сих пор флаги в окне висели, где их не желали снимать или забыли. У нас на передней двери тоже висел. Никому из нас его трогать не хотелось.
К следующей весне сосновые ростки на Папкиной росчисти вытянулись и стали уже походить на настоящие сосны. Внизу в городке первые младенцы уже пошли, а новые были на подходе. Когда я вечером возвращался домой из класса Мистера Фарни, все девушки сидели на парадных верандах там, где жили с родителями или мужниной родней, и мне видно было, что у них всех скоро появятся другие младенчики. Тогда уже почти все солдаты вернулись. Некоторые отправились учиться в колледж в столице со своими женами и детками, а многие остались дома, потому что они даже в среднюю школу в окружном городке не ходили.
Мистер Уоткинз написал в газету письмо: он-де столько беременных на городских улицах отродясь не встречал, и вид их ему отвратителен. А потом газета получила много писем от самих беременных, где женщины интересовались, что им с этим, по его мнению, делать. Одна вообще написала, что ей интересно, почему это у самого Мистера Уоткинза с женой детей никогда не было. В следующее воскресенье вечером Миссис Уоткинз выступила в радиопрограмме проповедника и сказала, что она-де рада, что у нее нет детей – их не нужно растить в этом грешном мире бок о бок с теми, какие родятся у этих женщин.
Некоторые мужчины вернулись к нам в долину с теми, на ком женились в Европе. Городские знать их и близко не желали, поэтому все они собрались и переехали в столицу. По радио проповедник сказал: туда им и дорога, ему-де вовсе не хочется видеть, как добрая американская кровь долины теряет свою чистоту. От такого многие горожане снова перешли на его сторону, поэтому довольно скоро церковные списки опять заполнились и продолжали расти. Некоторые стали собираться в церковном зале и организовали себе общество, чтобы поддерживать кровь долины в чистоте и христианстве, чтобы не было тут языческой крови, от которой наша могла бы испортиться и навлечь на всю долину проклятие. Не все в городе в это общество вступили, но членов там было довольно много. Какое-то время собирались они раз в неделю, покуда все солдаты, кого не убили, домой не возвратились, а потом уже оно стало им и ни к чему.