Неоновая библия

Никто не смеялся над Мистером Фарни, когда он говорил. Он слишком много всего знал про такие штуки, как классическая музыка, о чем не имели понятия мы. Но я правда считал, что в том году музыки у нас как-то чересчур. И еще стихов. Те стихи, что он нам читал, были лучше музыки, потому что почти все красивые, а кое-какая музыка, что он нам ставил, звучала фальшиво или так, словно инструменты в оркестре старались перещеголять друг дружку. Но Мистеру Фарни нравилось, значит, наверняка хорошая. А одно стихотворение, что он нам читал, он заставил весь класс наизусть выучить, и мы его читали на выпускном. Написал его Генри Вордсворт Лонгфелло, а из его стихов я знал только «Скачку Пола Ревира»[21], которую мы учили для Мисс Мор, поскольку она сказала, что это единственное стихотворение из всех, что она слышала, которое бы ей понравилось. Но этот стих был не «Скачкой». Я вообще ничего красивее его не слышал, особенно вот тут:

Но только стихи, дорогая,
Тебе выбирать и читать:
Лишь музыка голоса может
Гармонию строф передать.
Ночь будет певучей и нежной,
А думы, темнившие день,
Бесшумно шатры свои сложат
И в поле растают, как тень[22]

.

Я прочел его Тете Мэй, и она сказала, что это прекрасно, как я и думал. В школе я вообще-то никому не говорил, что мне понравилось, а то решили бы, что я спятил. Его все учили, потому что их заставили, но считали его дурацким и вместо него лучше бы песню спели. Мистер Фарни ответил, что песню тоже можно, поэтому они обрадовались. Класс проголосовал за то, чтоб петь «Дикси»[23].

Выпускной вечер у нас прошел очень славно. На него меня повела Тетя Мэй, а с Мамой оставила ту свою знакомую с завода по имени Флора. Флора была счастлива, потому что у нее вернулся сын и женился на какой-то девушке из городка, а не на китаянке, как она опасалась. Они жили с нею в городке, и у них родилось двое детей. Один на саму Флору был похож, мальчик.

Выпускной нам устроили в зале на Главной улице, где всегда проводили выпускные и свадебные приемы. Зажгли все огни, а на помост поставили цветы и двадцать стульев, чтобы уселся весь наш класс. После того как Тетя Мэй устроилась спереди, я поднялся на помост и сел туда, куда мне велел Мистер Фарни. Кое-кто из нашего класса там уже сидел, и мы поздоровались. В одном классе мы учились еще с комнаты Миссис Уоткинз. На мне был костюм, который только что купили, и старая Папкина рубашка. У нас в семье я первый закончил восемь классов. Тетя Мэй сидела ряду в четвертом. На ней была крупная шляпа, которую она сдвинула набекрень, и платье – все в желтых цветах. На лоб ей спадало несколько маленьких желтых кудряшек, прямо над бровью. Я подумал, как же хорошо она выглядит для своего возраста. Беда у нее была лишь с глазами. Они выглядели усталыми и грустными.

Там сидели все, кого я знал. Мистер и Миссис Уоткинз – рядом с проповедником, который сегодня должен был возносить молитву, но Миссис Уоткинз посмотрела в потолок, когда заметила, что я на нее гляжу. Мисс Мор сидела в первом ряду, откуда лучше слышно. Рядом – ее старушка мать, и тоже глухая, но у нее из уха торчал слуховой аппарат, который она раздобыла в столице, а шнур от него висел спереди у нее на платье. Сзади сидела женщина из тех, что свидетельствовали у Бобби Ли Тейлора тем вечером, когда я на него ходил, и разговаривала с малышом – наверное, сыном. Брюс, тот мальчишка, к кому в гости меня Папка отправлял, выпускался со мной вместе. Впереди я заметил его мать, и она меня тоже увидела, и мы просто друг на дружку поглазели. Когда Папка работу потерял, отец Брюса перестал с ним дружить. Я опять перевел взгляд на Тетю Мэй и увидел, что к ней теперь подсел старик, чей был оркестр, и они беседуют. Интересно, подумал я, что он делает у меня на выпускном. Тетя Мэй ему немножко улыбалась, и я понял, что он ей, наверное, анекдоты рассказывает. Он всегда рассказывал анекдоты. Мне никогда не нравились те люди, кто вечно рассказывает анекдоты, особенно такие анекдоты, что рассказывает он, которые совсем не смешные, и еще те, где людей передразнивают, как он пытался негров изображать, что совсем не похоже на то, как негры говорят. Я знаю, что Тете Мэй он тоже не нравился. Она мне сама так сказала. Она смотрела на него и слушала, и улыбалась, а потом голову отворачивала и гримаску кроила в другую сторону.