Уже довольно скоро все собрались, и мы начали. Мистер Фарни сел за пианино. Проповедник встал и принялся читать молитву. Стоял он ко мне спиной, и я заметил, какая она у него теперь круглая. Подумал, до чего он, наверное, уже старый становится. Ему исполнилось почти пятьдесят лет, когда нас вычеркнули из списков, и вот тогда мы на горку переехали. С первой женой своей он развелся перед самым окончанием войны – заявил, что она пьет. А немного погодя женился опять. Второй женой у него была органистка из какой-то церкви в Мемфисе, где священником служил его друг. Ей было за двадцать и хорошенькая, но толстовата. Женил их прямо в радиопрограмме проповедника его друг. Когда все закончилось, друг принялся шутить, до чего хорошую органистку он потерял, и тут я радио выключил. Не знаю, что стало с его первой женой, но Тетя Мэй мне говорила, что та с его дочкой живут сейчас в Новом Орлеане, где дочка ходит в католическую школу.
Проповедник закончил, и все мы сели, а Мистер Фарни стал говорить о том, каким хорошим классом мы были, и еще сказал, до чего он рад тому, что мы его ученики. Все родители захлопали. Потом мы спели «Дикси», и все нам подпевали, а Мистер Фарни за пианино морщил нос. Потом выдал нам свидетельства о том, что мы успешно закончили восемь классов и с этой бумажкой можем поступать в любую среднюю школу штата, и он надеется, что так мы все и сделаем. Мы присягнули флагу и прочли стихотворение. Все его слишком быстро читали и поэтому всё испортили. И вот я закончил восьмилетку.
Спустившись, я прошел мимо Мисс Мор, и она сказала, что гордится мной, а я добрался туда, где меня ждала Тетя Мэй. Она меня поцеловала, и я оглянулся, не заметил ли кто, и почувствовал, что краснею. А Тетя Мэй не заметила, что я оглядываюсь. Она что-то искала у себя в сумочке. Когда вытащила, там у нее что-то было завернуто, как подарок. Я развернул – это оказались часы, настоящие новые часы, что стоили, должно быть, долларов тридцать. Я ей сказал спасибо и подумал, интересно, откуда она деньги на них раздобыла.
Мы вышли наружу, в тихую ночь. Было не слишком жарко, потому что настоящая жара у нас в долине начинается только в августе, а теперь стояла просто тишь, только жужжал какой-то жучок, не знаю, как называется. Из зала выходили люди и кивали Тете Мэй. Все ее знали, потому что она пела. Я двинулся было к нашей горке, но Тетя Мэй сказала:
– Сюда, Дэвид. Клайд отвезет нас домой. – А я и не заметил, что он все время с нами. Стоял рядом с Тетей Мэй. Мне хотелось пойти пешком, но я с ними двинулся к его грузовику. – Вот, Дэвид, залезай. – Тетя Мэй придержала передо мной дверцу, и я уже встал на подножку.
– Нет, Мэй, тут ему не хватит места. Полезай назад, мальчик, только осторожней там с моим контрабасом. – А потом я услышал, как он говорит Тете Мэй: – Готов спорить, он лучше в кузове поедет, чем тут с нами.
– Поезжай тут, если хочешь, Дэвид.
Тетя Мэй высунулась из дверцы. Я понимал, что Клайду не хочется, поэтому ответил: нет и полез в кузов. Мы тронулись, и я сидел, свесив ноги с заднего борта. Со спины у меня наплывала Главная улица. Я смотрел на нее сверху и видел, что она течет, как река текла под мостом у старого военного завода в разлив. Мимо проезжали в другую сторону машины, и я провожал их взглядом, пока их стоп-сигналы не становились маленькими красными точками у подножия другой горки. У грузовика были брезентовая крыша и боковины, поэтому ни звезд, ни домов по сторонам, мимо которых проезжали, я не видел. В спину мне стукался контрабас Клайда. Я рассердился, что не получилось ехать спереди, как предлагала Тетя Мэй. На грузовике прокатиться мне хотелось, но не в костюме и не с большим этим контрабасом. Я поглядел в окошко у кабины сзади, туда, где сидели Клайд и Тетя Мэй. Клайд все время тянулся к ней и старался сунуться лицом Тете Мэй под шляпу. А та чуть в дверцу со своей стороны не вываливалась. Интересно, а за дорогой Клайд следит? Никогда не думал, что старикам женщины еще нравятся. Мальчишки в школе говорили, что они все равно ничего больше не могут, поэтому про Клайда мне снова стало непонятно. Он, должно быть, на несколько лет старше Тети Мэй, а она уже состарилась. Грузовик ехал все медленней и медленней. Голова Клайда спряталась под шляпой Тети Мэй почти на целый квартал. Я услышал, как Тетя Мэй что-то громко сказала, и он вынырнул из-под ее шляпы и снова поглядел на дорогу. И тут мимо грузовика проехала машина – так быстро, что брезент колыхнуло. Я услышал, как Тетя Мэй спереди выругалась по-настоящему.
Грузовик остановился. Мы доехали до подножия нашей горки. Я соскочил и тут же успел подхватить контрабас Клайда, чтоб тоже не выскользнул. Снова впихнув его в кузов, я обошел грузовик к дверце. Тетя Мэй говорила:
– Ладно, Клайд, только недолго. – Я взялся за ручку, чтобы дверцу открыть и ее выпустить, но она мне сказала: – Послушай, голубчик, ты иди подожди меня там у тропки. Я тут с Клайдом немного посижу. Только сам не уходи, слышишь меня? Я не хочу потом одна домой подниматься. Я недолго.