Неоновые Боги

киску через юбку. Ткань настолько тонкая, что ее вообще не существует, и я не могу удержаться от небольшого подскока от тепла его ладони. Он тихо выругался.

— Я чувствую, какая ты мокрая.

— Сделай что-нибудь с этим.

Он усиливает свою хватку, удерживая меня в этом интимном месте, как будто я принадлежу ему.

— Однажды ты научишься не пытаться подняться с самого низа. — Он кладет свободную руку на

мою правую грудь и дергает шнуровку вниз, обнажая меня комнате. Я дергаюсь назад, но его грудь не дает мне возможности двигаться, и его рука между моих ног следует за мной, сильнее прижимая мое тело к его. Затем Аид повторяет процедуру с моей левой грудью. Я все еще прикрыта шелковыми бретельками, но мои соски обнажены и выставлены напоказ. Он издает низкий цокающий звук.

— Только за это неповиновение я заставлю тебя кончить, громко и грязно, прямо здесь, перед

ними.

Мне даже в голову не приходит прикрыть грудь. Вместо этого я раздвинула ноги

немного шире.

— Делай свое худшее.

— Мое худшее, Персефона? — Его голос становится ниже, почти рычит. — Ты опускаешь

один палец ноги в воду и думаешь, что готов проплыть всю длину реки Стикс. Ты не можешь даже начать справляться с тем, что может предложить мое худшее. — Он, наконец, поднимает руку, только чтобы засунуть ее мне в трусики и пронзить меня двумя пальцами. Контакт наклоняет мою спину, но его другая рука там, обхватывает мое горло и удерживает меня на месте.

— Ты чувствуешь на себе их взгляды?

Я хочу продолжать бросать ему вызов, но мой мозг затуманился от удовольствия. Он даже не трахает меня пальцами. Он удерживает меня, овладевает мной так, как я никогда раньше не испытывала. Как будто он заявляет о своих правах перед целой комнатой свидетелей самым примитивным из возможных способов. Нет, самым примитивным способом было бы перегнуть меня через этот стул и трахать, пока я не закричу. Я дрожу.

— Да, — выдыхаю я. — Я чувствую, как они наблюдают.

— Ты знаешь, что они видят? — Он не двигается, просто прижимает меня к себе. — Они видят

монстра, готового сожрать хорошенькую принцессу. Они видят, как я беру одну из них и тащу ее за собой в темноту. Я гублю тебя у них на глазах.

— Хорошо, — яростно шепчу я. — Погуби меня, Аид. Я хочу, чтобы ты это сделал.

— Ты сжимаешься вокруг меня. — Его голос стал еще глубже. — Тебе это нравится.

— Конечно, я знаю. — Аид сдвигает руку, его ладонь трется о мой клитор, и внезапно слова

слетают с моих губ.

— Мне нравится, что ты делаешь ставку на меня.

— Это то, что я делаю? — Наконец он начинает двигать рукой, его ищущие пальцы находят мою

точку G и слегка поглаживают ее.

— Не так ли? — Мне приходится бороться, чтобы не приподнять бедра, бороться, чтобы не

застонать. — Ставлю на кон твое заявление. Бросающее тень на меня. Предупреждая всех остальных.

— Персефона. — Он произносит мое имя так, словно это песня, которую он недавно выучил

наизусть. — Кто сказал что-нибудь о предупреждении всех остальных? — Он слегка покусывает мочку моего уха. — Что, если я захочу поделиться? Что, если я отодвину твои трусики в сторону и позволю тому, кто заинтересуется, подойти сюда и трахнуть тебя у моей груди?

Все мое тело сжимается, но я слишком ошеломлена, чтобы решить, протест это или желание.

— Ты бы сделал это?

Он замирает на одно бесконечное мгновение. Затем Аид ругается и тянет меня вверх, так что я сажусь крест-накрест у него на коленях. Одной рукой он хватает меня за волосы, а другой локтем широко раздвигает мои ноги. Потом он перестает валять дурака. Каждое движение его пальцев приближает меня к краю. — Нет, маленькая Персефона. Делиться — это не моя слабость. Я буду единственным, кто прикоснется к тебе. Твоя киска принадлежит мне до тех пор, пока это не произойдет, и я не собираюсь терять ни минуты, подарив ее кому-то другому.

Грубые слова.

Сексуальные слова.

Я протягиваю дрожащую руку, чтобы обхватить его за шею.

— Аид?

— Да? — Он замедляет свои движения, добавляет большой палец, рисуя разрушительные круги

вокруг моего клитора. — Ты чего-то хочешь.

Я забываю быть застенчивой. Я забыла правила. Я забываю обо всем, кроме экстаза

удовольствия, надвигающегося на меня, волны, которая, я внезапно уверена, поглотит меня, если я не буду осторожна. Не осталось ничего, кроме совершенной честности.

— Я хочу тебя.

— Ты так любишь свои слова. Используй их.

— Трахни меня, — выдыхаю я. — Трахни меня у них на глазах. Покажи каждому из них, кому я

принадлежу. — Мне нужно остановиться, чтобы сдержать слова, но я не могу, когда он так прикасается ко мне.

— Твоя, Аид. Не Зевса. Никогда его. Что-то похожее на конфликт танцует на его лице,

появляется и исчезает так же быстро, как лунный свет, мерцающий на неспокойной воде.

— Я еще не решил, заслужила ли ты это.

Я могла бы рассмеяться, если бы у меня был воздух. Я провожу рукой вниз по его груди, чтобы прижаться к его члену.

— Накажи меня позже, если захочешь.