— Я, э-э, я хочу…
Я не хочу ему говорить.
Я зарываюсь пальцами в его волосы и приподнимаю бедра, чтобы дать ему лучший доступ. Несмотря на мою хватку, Аид легко отрывается от меня. Его брови сходятся, когда он изучает мое лицо.
— Учитывая все, что мы сделали за последние несколько недель, чего ты можешь хотеть, что
заставляет тебя колебаться сейчас?
— Мне нравится быть с тобой. Мне нравится то, что мы делаем вместе.
Он хмурится еще сильнее.
— Персефона, если бы я не был готов дать тебе все, что тебе нужно, я бы не спрашивал.
Я не хочу. Я действительно, действительно не хочу этого. Это слишком неправильно, слишком грязно, даже для нас. Я знаю, что это в высшей степени лицемерно — вызывать Аида за то, что он сдерживается со мной, а затем поворачиваться и делать то же самое с ним, но это кажется другим. Это совсем другое.
Он двигается, пока я все еще борюсь с собой, садится и сажает меня к себе на колени. Моя спина прижата к его груди, мои ноги раздвинуты до внешней стороны его бедер. Точно так же, как я была в ту ночь, когда он заставил меня кончить, а потом я оседлала его член на глазах у всех.
В ту же ночь, которая посеяла фантазию, которую я боюсь озвучить.
Аид скользит рукой в мои трусики, чтобы обхватить мою киску ладонью и ввести в меня два пальца. Затем он замирает, удерживая меня на месте самым интимным из возможных способов.
— Ты напряжена, маленькая сирена. Это возвращает воспоминания?
— Конечно, нет. Почему ты так говоришь? — Я говорю слишком быстро, мой голос слишком
хриплый, чтобы моя бравада была хоть немного убедительной.
Он целует меня в шею и движется к моему уху.
— Скажи мне.
— Я не хочу.
— Ты думаешь, я буду судить тебя?
Дело не в этом. Я всхлипываю, когда он проводит пальцами по моей внутренней стенке. Просто так, правда срывается с моих губ.
— Я не хочу делать ничего такого, чего ты не хочешь делать.
Он замирает на одно долгое мгновение, а затем хихикает у моей кожи.
— Я задел тебя за живое той ночью, не так ли? — еще один восхитительный изгиб его пальцев.
Его голос грохочет у меня в ухе. — Скажи это. Расскажи мне, какие фантазии крутились у тебя в голове после той вечеринки.
Мое сопротивление рушится. Я закрываю глаза.
— Я хочу быть той, кто стоит на возвышении. Не в темном углу с тобой. Прямо там, в центре
внимания, пока ты трахаешь меня на глазах у всех. Где ты заявляешь на меня права и делаешь меня своей, где все могут видеть.
Он продолжает поглаживать мою точку G. — Это было так сложно?
— Да. — Я хватаю его за предплечье, но даже я не могу сказать, пытаюсь ли я оттолкнуть его или
заставить его прикасаться ко мне. — Я знаю, тебе не нравится, когда тебя так выставляют напоказ.
— Мммм. — Он покусывает мочку моего
уха. Он прижимает тыльную сторону ладони к моему клитору. — Ты думаешь, есть что-то, чего я не дал бы тебе, пока ты моя? Чертовски что угодно, маленькая сирена.
У меня нет слов, но это нормально, потому что у него, по-видимому, достаточно слов для нас обоих. Он продолжает эти медленные движения, непрерывный поток удовольствия проходит через меня, все туже и туже, как будто у нас есть все время в мире.
Время — это то, чего у нас нет.
Его свободная рука поднимается, чтобы сдернуть бретельки моего платья с моих плеч и позволить ему упасть до талии. Почему-то быть полуодетой, пока он трахает меня пальцами, кажется еще сексуальнее, чем если бы я была голой. Аид всегда знает, что выводит меня из себя сильнее всего, и он никогда не стесняется воплощать это в реальность.
— Я перегну тебя через стул и задеру твою юбку, чтобы все могли увидеть твою маленькую
нуждающуюся киску. Широко раздвинул тебя пальцами.
— Да, — выдыхаю я.
— Я отдам это тебе, любимая. Я отдам тебе все. — Он мрачно усмехается. — Ты хотела бы знать
правду?
— Да.
— Я тоже получу удовольствие, разыгрывая эту фантазию. — Он вводит в меня третий палец. -
Если я захочу раздеть тебя и трахать, пока ты не начнешь молить о пощаде, это именно то, что я сделаю. Потому что это доставляет мне удовольствие. Потому что это избавит тебя от этого. Потому что нет ничего, о чем ты могла бы меня попросить, чего бы я тебе не дал. Ты понимаешь?
— Да.
Вот оно, то, что я не могла до конца осмыслить, причина, по которой эта темная угроза была для меня такой многообещающей. Я должна была знать, что он поймет, не должна была сомневаться в нем.
Аид поднимает меня и перегибает через подлокотник дивана. Он задирает мою юбку и стягивает трусики до бедер.
— Не двигайся. — Он уходит на несколько секунд, и вот уже шуршит обертка от презерватива. А
потом он проникает в меня, дюйм за дюймом.