Неоновые росчерки

Я посмотрела на Стаса. Корнилов глядел на меня. Я увидела, что он подумал о том же, что и я.

- Ожеровские, - я сказала это одновременно со Стасом.

Было нечто эффектное и знаковое, в том, что мы оба синхронно подумали о двоих молодых террористах, подельниках Прохора Мечникова и Даниила Меллина.

Кажется, молодые и глупые бандиты, сами того не подозревая, ввязались в куда более опасные игры, в которых им, похоже, было предрешено умереть страшной и мучительной смертью.

Впрочем, пока это были только догадки.

Стас тот час же передал сообщение в ближайшее к Нефедьево ОВД, и там оперативно выслали на место сразу несколько патрульных машин.

Заводя автомобиль, Стас расспросил меня о подробностях того, что мне удалось увидеть в воспоминаниях Марка Карташева.

Я ничего не утаила, а когда закончила робко и пугливо спросила:

- Что с ним теперь будет?

Вопрос был на половину риторический.

- Не знаю, - признался Стас.

На его хмуром лице твердела угрюмая задумчивость.

- Я не хотела... - начала я.

- Я знаю, - кивнул Корнилов. - Да и, если честно, мне его не жаль.

Почему-то мне было неприятно слышать это. Теперь, когда я думала о Марке Карташеве, я вспоминала маленького, насмерть перепуганного четырёхлетнего мальчика, который вынужден был существовать в постоянном, бесконечном кошмаре своего прошлого. Тогдашний ужас, который он пережил, прочно засел в его сознании, воплотившись в виде Панкрата Рындина.

- Они его бояться, - вдруг, сама того не ожидая, вслух произнесла я.

- Что? - не понял Стас, следивший за дорогой. - Кто кого боится?

- Маски, - проговорила я, не глядя на Стаса. - Они бояться Панкрата.

Я перевела взгляд в окно автомобиля. Там 'протекали' заснеженные улицы Москвы. Опасения Лерки все-таки сбылись - кажется я ввергла Москву и всю область в небольшой и, надеюсь, локальный зимний катаклизм.

- Значит, они его ненавидят? - рассудил Стас.

Я покачала головой.

- Нет... Это... Мне кажется, Стас, это что-то вроде... преклонения.

Судя по лицу Корнилова, возможность того, чтобы кто бы то ни было преклонялся перед ничтожным и в конец опустившимся старым пьяницей.

- Они видят его не дряхлым спившимся стариком, - поняв молчаливый скепсис Стаса, продолжила я. - В их глазах он до сих пор тот страшный в гневе глава семьи, убийца и повелитель, что на их глазах изнасиловал и убил их мать.

Я с сожалением вздохнула.

- Это кошмарное зрелище изменило их и заставило с одной стороны бояться Панкрата, а с другой возвеличивать его.

- Панкрат вряд ли заставлял их мучить своих жертв- напомнил мне Стас.

- Да, - согласилась я, - но убивая и мучая других, они доказывали своему Отцу, что они его достойны, что они не хуже и...

- И 'что'? - спросил, внимательно слушавший меня Стас.

- Сами становились для своих жертв великими и ужасающими. Решая их судьбу и причиняя им страдания, они... они исключали возможность того, что сами могли стать, а возможно и были жертвами своего отца.

Осознание всего, что я сказала, пришло, когда я вспомнила все предыдущие воспоминания жертв Масок и присоединила к ним последнее, увиденное у Марка Карташева.

- Хочешь сказать, что их нечеловеческая садистская жестокость порождена...

- Живущим с детства страхом оказаться на их месте. Они живут, постоянно опасаясь, что чем-то прогневают отца, что он явиться за ними и убьют, как их мать... Это страх не пропал с годами, а только усиливался, перерастая в маниакальную фобию...

Я пожала плечами.

- Она терзала их изнутри, травмируя их разумы, навязывая ложную, но крайне сильную уверенность, что, рано или поздно, Панкрат убьёт их...

- Если они сами не убьют кого-то, - поняв мою мысль, проговорил Стас.

- Верно, - тихо ответила я. - На жертвах, ко всему прочему, они похоже вымещали всю свою злобу и ненависть, за ощущение себя никчемными и беззащитными перед их могущественным Отцом.

- Как думаешь, - помолчав, спросил Стас, - они перестали бы убивать, если в одни прекрасный день Панкрата бы не стало?

Я качнула головой.

- Они бы боялись его призрака. И не факт, что не больше, чем живого.

Меня слегка передёрнуло, когда я вспомнила то, во что в сознании Марка превратился Панкрат. Они видели его именно таким - кошмарным монстром, от которого нет и не может быть спасения.

- Значит и 'Маски' сами никогда не остановятся, - подытожил Стас.

- Остановиться, для них, значит жить в постоянной навязчивой панике. Ни спать, ни есть, бояться и трепетать, дрожать и молиться чтобы 'папа' на них не рассердился...

Я закрыла глаза и с тяжелой грустью вздохнула.

- Проще причинять боль и страдания другим, вознося, таким образом, себя если не на один уровень с отцом, то близко к нему, - добавила я.

- В принципе, ничего нового, - прокашлявшись, ответил Стас.

Я лишь молча кивнула.

Да, он прав. Это не ново. Человеку вообще не редко свойственно унижать и угнетать ближних своих, дабы элементарно самоутвердиться и почувствовать себя более важным.

От последней мысли мне стало невыносимо тяжко на душе.

Что с нами происходит?