Неоновые росчерки

Ощущение было, как будто меня засунули в нейлоновую упаковку. Даже дышать стало как-то тяжелее и неудобнее, но таковы были требования для снижения вероятности появления наших следов на месте преступления или повреждения каких-либо улик.

Стас молча открыл передо мной дверь, и я вошла внутрь.

- Сначала я сама, - предупредила я. - Здесь и так... наследили.

Я неодобрительно нахмурилась, чувствуя витающие крикливые воспоминание полицейских и криминалистов, которые успели побывать тут до нас.

- Как скажешь, - Стас, нехотя, остался за дверью, на крыльце дома.

Я, осторожно ступая, прошла по просторной, выложенной паркетной доской, прихожей.

Поддавшись странному наитию, я, легонько, едва касаясь, провела кончиками пальцев по курткам и пальто, висящем на крючках, слева от меня.

Я ощутила, как затрепетали и заволновались, спящие на тканях верхней одежды десятки воспоминаний.

Отголоски смеха и эхо голосов пронеслись в моей голове перед глазами промелькнуло несколько отрывков из жизни семьи Ожеровских.

Они ничем не отличались от воспоминаний сотен и тысяч таких же семей. Всё то же самое, что составляет обыденный быт десятков миллионов людей: праздники, семейные ужины, небольшие рядовые ссоры, мелкие жизненные неурядицы, шумные разговоры и оживленные споры, восторженные моменты счастья и унылые минуты грусти.

Едва я убрала руку от одежды, как звуки и обрывки хранимых её воспоминаний мгновенно исчезли, как по нажатию какой-то кнопки.

Раз - и ничего нет, тишина и пустота.

Я тихо, неторопливо прошла внутрь, в просторную гостиную.

Не знаю кем работают родители Ожаровских, но дом внутри выглядел вполне себе зажиточно. Без излишков, но со вкусом.

Здесь же в гостиной, я почти не удивилась увидев, неспешно и размеренно ступающего Вестника.

Он был вороной, от копыт до гривы. Призрачный чёрный конь, предвещающий самые жуткие, жестокие и тяжелые, для меня, воспоминания, содержащие самые шокирующие сцены убийства, стоял передо мной и выжидающе глядел на меня.

Интересно, хоть когда-нибудь мне удастся узнать, кто такие Вестники и почему они то появляются, то их вообще нет.

Вороной Вестник глухо всхрапнул и негромко стукнул копытом передней правой ноги

Я торопливо кивнула и, набравшись смелости, ринулась вперёд.

Стоило мне ступить на ковёр гостиной - я бы разулась, но сейчас это было лишним - как сгустившаяся здесь прочная, вязкая и глубокая трясина случившегося поглотила меня.

...Под хрипящие крики связанной на полу женщины, с темными вьющимися волосами, один из Масок, 'Сиреневый', тащил израненного Михаила Ожеровского по ковру, за ногами юноши тянулся смазанный, жирный след крови.

- Пожалуйста! Прекратите! - со слезами на лице кричала мать Ожеровских.

Женщина с гримасой на раскрасневшемся от слез лице, надрываясь продолжает кричать, с отчаянной мольбой в голосе.

Проходящий мимо убийца в зелёной маске отвесил ей тяжелый пинок и буркнул:

- Завали ***льник, с**а кудрявая.

Его голос, что показательно, был преисполнен холодного пренебрежения, брезгливости и толики надменности.

Но в нём не было ни злости, ни гнева, ни даже раздражения.

Убийца, без всяких эмоций, на удивление хладнокровно и равнодушно осуществлял свои преступные действия.

Они относились ко всему так, словно занимались уборкой или готовкой еды - самым обыкновенным и повседневным делом.

Проходя мимо ноутбука, стоящего в гостиной, 'Зелёный' передвинул ползунок громкости и орущая по всему дому музыка, ещё больше перекрыла голос извивающейся на полу, несчастной женщины.

Стараясь, держать себя в руках, мысленно напоминая себе, что это воспоминание, что этого сейчас нет, я прошла через гостиную.

Я увидела темные, растертые по ковру, въевшиеся в ткань, до сих пор влажные следы крови.

Ожеровские были на лестнице. Три тела, с глумливой жестокой насмешкой, обвитые яркими неоновыми гирляндами, вверх ногами, висели на балюстраде второго этажа.

Они слегка покачивались и запачканная кровью одежда тихо шуршала о покрытие стены возле лестнице на первом этаже.

Кровь стекала по их лицам, капала с волос и пропитывала ковер на ступенях лестницы.

Мерзко. Отвратительно. Ужасно...

Неприятная холодящая слабость закралась в икры моих ног и распространилась вверх к животу, растекаясь, затем, в груди и затрудняя дыхание.

Я подавила слабость и выдержала убийственно жуткий, угнетающе кошмарный вид изуродованных перед смертью людей.

Все трое, измученных пытками Ожеровских, подверглись глубокому разрезу тела, от паха до шеи. А всё, что составляло функционирующий организм любого человека, чуть ли не с любовной кропотливостью, было разложено на ступенях лестницы. И теперь, из-за обилия крови от внутренних органах Ожеровских, по уложенному на лестнице ковру пролегала своеобразная темно-багровая 'дорога'.

Меня мутило, голова шла кругом, стены ехали, потолок кружился надо мной, и противоестественная слабость поглощала силы, которых не хватало, чтобы стоять и смотреть на сотворенное Масками зло.

Меня не тошнило нет, я даже не уверена, что испытывала ярость или ненависть, или панику со страхом.