Неопознанный ходячий объект

– Песик, – позвала Женька, наклонилась, протягивая руку, словно намереваясь угостить животное, и глупо улыбаясь при этом. Рыжая поставила уши торчком и вроде бы насторожилась. Женька сделала шаг вперед, собака вскочила и отпрыгнула в сторону. – Песик, – повторила Женька, добавив в голос меда. Собака немного понаблюдала за ее перемещениями, затем тявкнула и бросилась бежать в сторону парка. Конечно, мы бросились за ней.

Почему мы с подружкой решили, что Рыжая приведет нас к месту преступления, ума не приложу, однако мы исправно носились за собакой, избравшей замысловатый маршрут. Наша бурная деятельность была замечена с веранды. Лидия Артуровна подошла к перилам и громко спросила:

– Еще что-нибудь нашли?

Я отчаянно замотала головой и припустилась за Женькой и Рыжей.

Собака, покинув территорию пансионата, развила прямо-таки фантастическую скорость. Мы с Женькой тут же отстали, а через несколько минут вовсе потеряли ее из вида. Сели возле кустов и попробовали отдышаться.

– Вот вредная животина, – пожаловалась подружка. – Слушай, если менты догадаются привезти собаку, то вторую руку найти будет не трудно, как считаешь?

Я пожала плечами.

– Вчера дождь был.

– А если ей дать понюхать первую руку, она вторую найдет? Даже после дождя?

– Откуда мне знать? Я никогда никому ничего нюхать не давала.

– Упущение, – заметила Женька. – Такие вещи знать просто необходимо.

– Очень надо забивать голову всякими глупостями.

– Глупость не глупость, а сейчас здорово бы пригодилось.

– Вот что, давай взглянем на то место, где мы нашли голову, – подумав, предложила я.

– Зачем? Сама говоришь, дождь и…

– Идем, – поднялась я.

Женька тоже встала и начала приставать, вместо того чтобы идти себе молча и дать мне возможность подумать.

– Анфиса, если у тебя какая догадка, ты в себе не держи, одна голова хорошо, а две лучше.

– Много прока от твоей головы, – отмахнулась я.

– И все же…

– Меня терзают смутные сомнения, – решила я порадовать ее. – Допустим, мы правы: убийца совершил преступление довольно далеко от болот, труп бросил, предположим, в реку, а для головы и рук решил найти место понадежнее. Что бы ты выбрала?

– Ну… я бы их закопала.

– Закапывать надо глубоко, в деревне собаки, а чтобы вырыть глубокую яму, нужен инструмент, например, лопата.

– Лопаты здесь не редкость, – хмыкнула Женька.

– Конечно. Но ее все-таки нужно достать, а потом желательно вернуть на место, чтоб не вызвать лишних разговоров.

– Тогда проще утопить их на болоте.

– И я так думаю. Но типа с рюкзаком мы встретили прямо возле мельницы, и направлялся он в сторону деревни. Так?

– Так.

– Скажи, зачем ему это нужно?

– Должно быть, все-таки пошел за лопатой…

– Глупость.

– Почему глупость? – обиделась Женька.

– Да я не тебя имею в виду, а происходящее. Сплошная чепуха и нестыковки.

К этому моменту мы выбрались к кустам, где ночью столкнулись с Зеленым охотником. Трава вокруг была примята, но ничего стоящего мы обнаружить не смогли, как ни старались.

– Зря только тратим время, – вздохнула Женька, устраиваясь рядом со мной на траве. – Пока мы лежали в отключке, этот гад забрал голову и утопил в болоте. Либо зарыл, и нам ее теперь ни в жизнь не найти. Вот что, Анфиса, – помедлив, со вздохом продолжила Женька, – надо решать, говорить ментам о том, что она была, или нет?

– Не знаю, – честно ответила я. – Рука на них впечатления не произвела, и за голову они нам спасибо не скажут, особенно если продемонстрировать ее мы не сможем.

– Так что ж теперь, молчать?

– Вот приедут, тогда и посмотрим. Не очень-то они торопятся.

– Это уж точно… – Женька неожиданно приподнялась, замерла и пробормотала: – Никак Горемыкин. И куда это он так торопится?

Тоже приподнявшись, я смогла увидеть Ивана Ивановича, который, несмотря на солидные лета, бежал по тропинке сломя голову. Почему он выбрал тропинку, а не пошел по дороге, меня тоже заинтересовало. Если он спешит домой, то и по дороге, и по тропинке расстояние примерно одинаковое, но идти, а уж тем более бежать, по дороге гораздо удобнее.

– Давай за ним, – скомандовала я, и, не теряя Горемыкина из виду, мы побежали ему наперерез, время от времени залегая в густой траве. Как заправские индейцы, мы смогли подобраться к своей жертве на близкое расстояние, оставаясь незамеченными. Правда, стоит добавить, что на окружающую действительность Горемыкин практически внимания не обращал и несся как угорелый.

Тропинка заканчивалась возле пруда. Не доходя до него, Иван Иванович свернул к своему дому и, отважно пробираясь сквозь заросли крапивы у навозной кучи, вышел к задней калитке своего огорода. Здесь он немного отдышался, пробормотал: «Господи боже…» (мы сидели за той самой навозной кучей и все видели и слышали) – и вошел в калитку. Бежать сил у него, очевидно, уже не было, и по огороду он перемещался странными прыжками, совершенно не подобающими человеку его благообразной внешности. Через минуту он скрылся в доме, а мы переглянулись.

– И чего? – спросила Женька с таким видом, точно я обязана знать ответ на ее дурацкий вопрос.

– Зачем-то он несся сюда сломя голову?

– А как мы узнаем зачем?