— За твой день рождения! — сказала Лисбет, и слезы показались у нее на глазах. Все три дамы подняли бокалы.
— За здоровье, — произнес Вайлер сдержанно и опустил бутылку в ведерко со льдом.
— Да, за мой день рождения, — сказала Марта и, рассмеявшись вдруг, осушила бокал до дна. — Как допьем шампанское, пойдем ко мне домой.
Этот Вайлер держится так, словно и не знает меня. Но он должен помнить, что я была народным заседателем на процессе шесть лет назад: сел пьяным за руль, попытался скрыться… Тогда на суде ему удалось куда как дешево отделаться. Хорошо, что в кафе полно народу, среди людей я всегда чувствую себя уверенней… Мне жаль вас обеих. Вы всю жизнь жили только для себя. А вот мне не надо никаких фотографий, чтобы показать, чего я достигла в жизни. Потом мы пройдемся по городу, и я покажу вам кое-что из тех времен, когда я была здесь бургомистром: мост, больницу, новый квартал, да и голландские домики тоже — я не позволила их снести. Да, я боюсь вести вас к себе домой — вы чужие, по меньшей мере моя сноха с ее холодным взглядом. Вчера совсем не было времени: утром вручение ордена в Берлине, после обеда торжество в отеле, восемьдесят человек гостей! Вся квартира завалена подарками, цветы вянут, я не смогла поставить их в воду — замертво свалилась в постель. Не хочу, чтобы вы видели эти подарки, многие из них от товарищей по партии, память о прошлом, в них подчас заключена целая жизнь. Где вам понять это! Представляю, каким взглядом Маргарет окинула бы маленькую куколку, подаренную мне вчера Эрнстом: сорок лет назад он вылепил ее в тюрьме из разжеванной бумаги. Нет, девочки, просто посажу-ка я вас сначала на кухне, да-да, а сама уберу все подарки, поставлю цветы в несколько ведер, ведь столько ваз в доме просто не бывает. Вы можете, конечно, полюбоваться на картину с видом нашего города, и на орден, и другие такие же вещи, но те остальные подарки лучше не трогайте. Я покажу их Барбаре, когда она приедет, расскажу обо всем, что с ними связано. А вам — нет. У вас есть ваши меха, у меня — моя жизнь. Лисбет, ты вырастила моего сына, но ты отняла его у меня. Тоска по дому, по сыну заставила меня нелегально приехать в Германию — хотелось взглянуть на него хоть раз, хоть издалека! Я думала, у тебя он в хороших руках, и не стала вмешиваться. А ты, Лисбет, как ты думаешь, каково много лет провести в одиночной камере, а к рождеству получить письмо от моего мальчика, в котором он радовался новой форме, полученной в гитлерюгенд.