Неожиданный визит

У меня комок к горлу подступил. Воска имел в виду старые народные песни, полузабытые и мало кому известные; многие я раскопала в архиве. Сколько красноречия, искусных доводов потребовалось, прежде чем я смогла уговорить Янтцу, чтобы он разрешил мне петь их. Теперь они входили в основную программу отдельным выступлением продолжительностью в пятнадцать минут, пела я их в сопровождении гитар и оркестра. Работа над ними была таким удовольствием для меня. Недавно я разыскала еще несколько текстов и сейчас сама сочиняю к ним мелодии, верней сказать, пытаюсь… Мечтаю о собственной одночасовой программе. Куда бы вошли все мои работы…

— Ну, нечего раньше времени волноваться, — сказал Воска и потрепал меня по руке. Потом обнял за талию. — Так уж сразу он их не выбросит. Они все же идут с успехом, надо надеяться, и дальше так будет. А я помогу.

Мы все шли и шли в глубь леса; его рука по-прежнему оставалась на моем бедре. Мне было неприятно. Когда мы ступали на кочки, Воска прижимал меня к себе. Предложи мне кто-нибудь свою помощь еще три года назад — и я легко согласилась бы принять ее и чувствовала бы себя счастливой. Сейчас это казалось не просто — решиться на такой шаг.

Воска спросил, как мне нравится его оранжевый автомобиль.

— Я снова выбрал «вартбург», — сказал он. — Никогда не знаешь, как время повернет. И с отечественными запчастями легче. Я получил его из спецфонда округа, у меня там предкомиссии по распределению — приятель.

Воска рассказывал все это как ревностный, любящий немного прихвастнуть ученик.

— За старый мне давали до двадцати пяти тысяч. Я на нем и двух лет не ездил. Но продал за ту же цену, что купил. Никогда не знаешь, как повернется.

Лес впереди начал редеть, пошли залитые солнцем полянки. Воска показал на одну: дескать, присядем?

— Земля, кажется, сухая, — он ковырнул ради осторожности в двух-трех местах носком ботинка.

Мне не хотелось. И в лесу оставаться мне тоже больше не хотелось.

— Мы слишком далеко отошли от машины. А ты все дверцы закрыл?

Это подействовало на него. Мы повернули назад. Я хотела было пойти впереди, но Воска удержал меня за руку.

— Ты знаешь, что ты мне очень нравишься? — сказал он. Наклонив ко мне лицо, он пытался посмотреть в мои глаза. Видеть его так близко было мучительно. Я отвернулась. — И многое мог бы сделать для тебя.

Только на миг, кажется, во мне шевельнулась к нему жалость, последние его слова меня отрезвили — я легко, освободившись от мимолетного ощущения, резко ускорила шаг.

Воска не дал мне уйти вперед.

— Ну, право, чертенок! Ты ж понимаешь, любовь бывает разная, это естественно!

Слово «любовь» странно звучало в его устах. Мне подумалось, что сама я еще никогда не употребляла его, разве что в шутливых разговорах.

— Мы могли бы съездить с тобой в Дрезден, в бар, — он назвал в какой, — у меня там директор приятель. Ты, кажется, любишь терпкие белые вина?

Почему-то меня это задело. Я даже подосадовала, что когда-то что-то говорила ему о себе.

— Или махнуть на недельку к Балтийскому морю — в Аренсхоп я ведь еду с женой, а можем прокатиться в Прагу или в Будапешт, — Воска начал распространяться о красотах Будапешта. Я подумала о вечерах, свободных от выступлений. Порой они были нестерпимы.

Затем Воска ударился в воспоминания об одной эстрадной певице, с которой он когда-то в Лейпциге провел восхитительный вечер.

— Charmant, charmant, — приговаривал он, прищелкивая языком.

Я видела эту особу как-то по телевизору, у нее были пышные бедра. Голосом она обладала небольшим.

Воска снова положил руку мне на плечо, но, слава богу, мы уже подходили к его «вартбургу». Он тотчас бросился проверять, дергая за ручки, закрыты ли дверцы.

Мы сели в машину, Я прикинула, что примерно через полчаса буду у себя дома.

— Откинь спинку у сиденья, чтобы было удобнее, — сказал Воска, — вон рычаг, — и кивком головы показал вниз, справа от меня.

Я заглянула туда, пошарила, но не нашла, тогда Воска сам потянулся рукой к рычагу, перегибаясь через мое сиденье; но прежде чем взяться за него, он вдруг подался назад и, развернувшись, навалился всей тяжестью своего тела на меня.

— Ну чего ты такая строптивая, чертенок!

Я почувствовала жуткое отвращение, мне едва не стало дурно. Я оттолкнула его. Он ударился о руль. Лицо его передернулось, губы запрыгали, как у разобиженного ребенка. Мне стало ужасно неловко за него. Как можно быть таким старым и таким глупым.

Я подумала, не лучше ли выйти и добираться домой пешком…

Но Воска, с силой захлопнув дверцу, уже включал стартер. Мотор завелся только с третьего раза. Пока мы ехали через лес и машину качало на неровностях дороги из стороны в сторону, Воска все приговаривал: «Ну ладно»; он старался взять уверенный тон, однако в голосе его чувствовалось плохо скрываемое смущение.