Это Марсель! Он приближается и заключает меня в объятия: «То, что вы сделали, – дьявольски прекрасно!» Вскоре к нам подходит и напарник Марселя по связке – Жан. Узнаём, что их палатка находилась всего в двухстах метрах от нашей пещеры…
Морис прерывает рассказ и деликатно интересуется:
– Может, вам достаточно острых ощущений? Ведь это далеко не завершение эпопеи.
– Продолжайте, пожалуйста. Я хорошо понимаю вас: спускаться с обмороженными руками и ногами непросто.
– Если бы сложности ограничилось этим, я бы чувствовал себя счастливым вдвойне.
– Неужели случилось что-то ещё, помимо обморожений?
– К сожалению, случилось. Прошло много лет, но ни одного мгновения тех прекрасных и жутких дней я забыть не могу. Видно, умру с этим…
Да, ситуация начинала складываться неплохо, если, опять же, не принимать во внимание наших обморожений. В какой-то момент появились и шерпы. Они забрали у нас вещи и помогали спускаться. Потеплело. Было даже жарко! Да, днём, при солнце, так случается даже на больших высотах. Снег размягчился, и мы проваливались по колено. Зато видимость стала великолепной, и мы наслаждались изумительными красками открывшихся горных пейзажей.
Но во время траверса крутого склона сверху покатился маленький комочек снега. Он постепенно вырастал в размерах, и вдруг раздался как будто артиллерийский выстрел – это склон треснул и начал «ползти». Прямо под ногами образовалась трещина: сперва маленькая, она быстро расширялась, а колоссальный участок склона ниже трещины «уходил» вниз. Меня подхватила нечеловеческая сила. Спутники исчезли из виду. Кувыркаясь и ударяясь разными частями тела, я полетел вместе с лавиной вниз.
Я был состёгнут одной верёвкой с шерпами Айлой и Саркэ. Какое-то время они катились по склону параллельно со мной, но потом один шерпа проскользил вперёд и обогнал напарников, верёвка натянулась, а затем при неудобном падении обвилась вокруг моей шеи. Верёвка то затягивалась, то ослаблялась, я терял сознание и вновь приходил в себя. Наконец этот драматический полёт прекратился.
Я повис над пропастью головой вниз; верёвка зажимала шею и обмоталась вокруг левой ноги. Прилагая неимоверные усилия, переворачиваюсь, вылезаю на карниз и падаю на снег. Наши связки пролетели по склону где-то сто пятьдесят метров. Окажись мы ниже треснувшей части склона, нас бы похоронило в лавине, а так остались живы, пусть с ушибами и царапинами.
Должен обратить ваше внимание и на такой момент. Вспоминая подъём к вершине, я как-то не уделял в своём рассказе внимания тому, что мы поднимаемся вверх вовсе не по удобной тропе, а по нехоженому и пересечённому рельефу. То есть имел место скально-ледовый альпинизм серьёзной категории сложности. Забивались крючья, навешивались верёвочные перила, осуществлялась страховка. Иногда кто-то из нас срывался – слава богу, не слишком проблемно, и тогда страхующий закреплял верёвку, а потом вытягивал её, помогая слетевшему подняться.
То же самое происходило и при спуске. С огромной разницей: я был с «деревянными» ногами и такими же негнущимися руками. Дохожу до страховочного крюка на скальной стене. От него вверх идут перила. Почему вверх, спросите вы, ведь мы спускаемся? Да. Но спуск вниз отнюдь не означает равномерное понижение – за спуском может следовать нежелательный, но неизбежный подъём. В этом случае за верёвку нужно ухватиться и, придерживаясь, продвигаться вперед. А мои окаменевшие руки не могут надёжно фиксировать верёвку. К тому времени мне нашли одну рукавицу, а на вторую руку я намотал шарф. Но вынужденно снимал то и другое, чтобы перила не проскальзывали. Стараюсь обернуть верёвку вокруг кистей. Вот только они распухли и растрескались, большие клочья кожи отделяются от рук и остаются на перилах по мере того, как я их перебираю. Обнажённое мясо ярко-красного цвета, испачканная в крови верёвка – от такого зрелища меня мутит. Максимум, чем могу себе помочь, – это не полностью отрывать куски кожи: предшествующие несчастные случаи научили меня, что следует тщательно сохранять эти лохмотья, тогда рана заживёт быстрее.
Так мы добираемся до лагеря-2. Врач Жак здесь. Я отдаю себя в его руки, потому что больше не способен ни на что…
Я уверен, что самое сложно в рассказе Мориса теперь точно позади, и задаю наводящий вопрос про оптимистичную концовку путешествия:
– Наверное, после отдыха силы хотя бы частично возвратились? И остальной путь вы проделали благополучно?
– Если бы так. Видите ли, организм человека очень сбалансированный, но одновременно хитрый и коварный. Какую помощь могли оказать мне товарищи на высоте семь тысяч метров? Конечно, они молодцы, растирали мои руки и ноги, поили чаем, поддерживали. Вот только тащить меня вниз они бы не смогли при всём желании – себя бы донести. Организм это чувствовал, поэтому и жил, заставляя и меня жить и действовать – другого варианта не предполагалось. Остановка движения означала верную смерть.